Возле скамейки, второй справа от входа в вокзал, Веры Павловны не было. Сидела какая-то блондинка, по виду студентка в джинсах, в белой рубашке, завязанной узлом на пупе, в надвинутой на лоб белой бейсболке. Панкратов пристроился на другом конце скамейки, чтобы Вера Павловна еще издали могла увидеть его и понять, что он один.
— Здравствуйте, Михаил Юрьевич. Спасибо, что пришли, — сказала блондинка. — Не оглядывайтесь на меня, смотрите на молодежь и делайте вид, что завидуете их цветущей юности.
— Чему там завидовать? — отозвался Панкратов, послушно глядя в сторону. — Только представить, сколько им всего предстоит, страшно подумать. Нет, это не для меня. Что с вашей прической?
— Парик.
— Мы так и будем разговаривать, глядя в разные стороны? Давайте сядем в вашу машину и куда-нибудь отъедем.
— Я приехала на такси. Такси меняла два раза. Честное слово, чувствовала себя этакой Матой Хари.
— Понравилась?
— Нет. Вон там, у шестого причала, речной трамвайчик. Он отходит через десять минут. Я сейчас подойду к нему. А вы проследите, не увяжется ли кто за мной. Если нет, тоже садитесь, там мы спокойно поговорим. Если что-то заметите, уходите, встретимся позже.
Вера Павловна неторопливо подошла к кассе, потом предъявила билет дежурному матросу и скрылась внутри пароходика. Её передвижения ничего необычного на причале не вызвали. Никто не кинулся к кассе, никто не побежал к трапу. Панкратов сел в трамвайчик, когда матрос уже убирал сходни. Веру Павловну он нашел на корме. Она сняла бейсболку и парик и с удовольствием подставляла голову со своей замечательно короткой стрижкой свежему ветерку. Народу здесь почти не было, публика, соблазнившаяся прогулкой по Москве-реке, толпилась на верхней палубе и в баре.
— Так что же всё это значит? — спросил Панкратов.
— Вы, наверное, считаете меня сумасшедшей?
— Нет. Но вижу, что вы чем-то очень встревожены. Чем?
— Скажу, — пообещала Вера Павловна. — Но сначала вопрос. Как вы узнали, где я встречаюсь с Арсеном? За мной следили?
— Да.
— Мой телефон прослушивали?
— Да.
— Зачем?
— Мне нужно было узнать, жив Георгий или погиб. А вы были единственным человеком, который мог это знать. Когда вы узнали, что он жив?
— Через два месяца после его похорон.
— Почему Георгий не объявился сразу? Как только стало известно о катастрофе самолета?
— Он боялся, что я себя выдам. А через меня выйдут на него. Я понимаю, о чем вы думаете. Знать целых два месяца, что твой муж погиб, это страшное испытание, врагу не пожелаешь. Но вы не представляете, в каком ужасе мы тогда жили. Мы были уверены, что его снова хотят посадить. Что за ним охотится ФСБ. Я ждала его четыре года. Я бы не выдержала, если бы он снова попал в тюрьму. Он всё правильно сделал. Он обязан был так сделать. Он думал не о себе — обо мне, о наших сыновьях. Жестоко? Да. Но только мы об этом можем судить. Никто не имеет права его осуждать!
— И меньше всех я, — подтвердил Панкратов. — Как вы узнали, что Георгий жив?
— О Господи! — вдохнула Вера Павловна. — Я вызвала вас по важному делу, а вы ввергаете меня в прошлое, которое даже сейчас я не могу вспоминать без содрогания!
— Не рассказывайте, если вам неприятно. Мой интерес к Георгию вполне обывательский. Я не часто встречал людей с таким характером и с такой необычной судьбой.
— Он совершенно невозможный человек! — горячо отозвалась Вера Павловна. — Человек-событие, человек-приключение! Стоит ему появиться, и обычная жизнь превращается в аттракцион. Иногда в праздник, иногда в трагедию. Я расскажу, как я узнала, что он жив. На выходные я отпускаю домработницу. И вот представьте, возвращаюсь вечером со студии в пустой дом и первое, что вижу в прихожей — его туфли. Те, в каких он уехал в аэропорт. Захожу в гостиную, а в кресле сидит какой-то человек. В его тапках. Вылитый он. Но не он, не может быть он, его похоронили на Ваганьковском кладбище! Я очень хорошо всё помнила, очень хорошо! Было много венков, свечей, отпевал настоятель храма Воскресения Словущего. Спрашиваю: «Это ты?» Он говорит: «Да, я. Я вернулся. Можно сказать, с того света». А у меня в голове только одна мысль: нужно срочно обзвонить всех друзей, чтобы никто не сказал ему, что он умер!..
Она замолчала. Мимо медленно тянулись набережные, проплыла гостиница «Украина». На мгновение потемнело, трамвайчик прошел под Новоарбатским мостом.