Грэй Ф.Грин Кетополис — Киты и броненосцы
Часть I. В сетях
1901 год. Кетополис. Фотографии в коричневых тонах, сепия. Клетчатые пиджаки, лаковые штиблеты, котелки. Дамы в платьях с турнюром. Женские шляпки. Экипажи. Паровые мобили, похожие на коляски без лошадей. Револьверы. Снова экипажи. Газовые фонари. Электричество. Лейденская банка. Автоматы-продавцы газет. Слухи. Вы слышали, второго дня… Ужас! Ужас! Морские офицеры в форме, с кортиками, гуляют под ручку с дамами. Над крышами завис дирижабль. В театре "Ла Гвардиа" дают "Коральдиньо". Играет Генрих Тушинский. Гений! Гений! Да, гений, но как он пьет… вы слышали? Разбил швейцару лицо. Неслыханно! Мерзкий скандал. А завтра у него дуэль. О, даже так? Перед спектаклем. Неужели со швейцаром? Что вы, это был бы ле моветон, как выражаются наши друзья-галлийцы… С морским офицером. Но ведь господин Канцлер запретил офицерам драться! Война. У бедняги нет выбора. Задета его честь. Если откажется, он погиб в глазах света. Уничтожен! Уничтожен! Но что еще хуже, он погибнет в глазах Заславской. Опять эта Ядвига. Шлюха. Снова она. Сам Анджей Любек ухаживал за ней. Вы знаете? Это давно не секрет. Предлагал миллион. Она отказалась, надменная. Фабрикант рыдал у ее ног. Жестокая. Бедный Анджей пробовал стреляться… Идиот, с его капиталами.
А бедняга-офицер пойдет на каторгу. Увезут прямо с места дуэли. Да, да, вы не ослышались. Господин Канцлер подписал приказ. Какие формальности в наше время? Остенвольф у стен Патройи. У него какие-то новые автоматоны. Ужас! Ужас! Вы слышали свежую запись Шаляпина? Эти новые звуковые пластинки великолепны… Я не слушаю. Что вы, один скрежет. Голос совершенно плоский. Не скажите! Шаляпин… У Шаляпина бас, а где вы слышали там бас? В лучшем случае — далекое эхо через телефонный аппарат. Это провинциально. Нет, опера! Только опера. О, это восторг! Шаляпин в роли Левиафана — чистый незамутненный… Провал? Ну уж нет, позвольте не согласиться! Провал, это когда… В никелевых карьерах мятеж! Каторжники взбунтовались! Покупайте "Огни Кето"! Покупайте!
Боевые паровозы. Дикари с духовыми трубками. Идут за автоматонами и жарят на кострах наших доблестных морских пехотинцев. Что вы, какой же это бред?! Мне рассказывали…
Мое имя Никто: История офицера
Океанский бриз рвет полы черной морской шинели.
Светает. Утоптанная трава, рядом — обрыв, волны бьются о серые камни. Летят брызги. "О скалы грозные дробятся с ревом волны".
Офицер бросает шинель на руки вестового, остается в мундире. Без перчаток пальцы занемели, мерзнут. Офицер дышит на них. Белесый пар улетает в сторону. Холодно. Секундант Тушинского в черном сюртуке, в плаще, в шляпе, которую придерживает рукой. Худое костистое лицо. Делайте п-поправку на ветер! — говорит секундант офицера. Тушинского все нет. Наконец, слышен шорох колес и рокот двигателя, шумный свист пара. На дороге, ведущей из города, появляется черный мобиль на резиновом ходу. Шофер в коже, в круглых очках, насмешливо улыбается. Кабина за ним закрыта темными шторками. Машина дребезжит на камнях, лихо разворачивается, испускает гудок. Стравливает пар. Смех. Женский, грудной. Звучит насмешкой? Нелепо, странно. Секунданты переглядываются.
— Где д-доктор? — спрашивает секундант офицера у секунданта Тушинского. Тот молча качает головой. Не знаю. Секундант офицера срывается, бежит к стоящей вдоль обрыва веренице машин. Ветер доносит его сорванный нервный голос:
— Где доктор? Ах, б-боже ты мой!
Тушинский все не выходит. Опять смех. Наконец ведут доктора. Он цапельно перебирает ногами. Кто-то открыл шампанское — слышен хлопок, голоса: о! за вас! за вас друзья! Доктор пьян. Это худой старик в цилиндре. Белые усы и борода клинышком. У него брюки в тонкую полоску, выше щиколоток, тусклые лакированные ботинки. Доктора держат под руки. Один из людей отделяется от группы и бежит к офицеру. Это его секундант.
— Где п-пистолеты?! — нервничает секундант.
— А кого убили? — спрашивает доктор с интересом.
Издалека, от города, доносится первый удар — медленно раскатывается в стылом воздухе. Офицер поднимает голову. Бьют часы на ратуше. С заминкой — гораздо ближе — начинают бить часы за старым портом. Бомм. Бомм. Боммм. Размеренные низкие удары, усиленные эхом. С английской четкостью отстукивают положенное хронометры далекого адмиралтейства. Офицер считает: шесть, семь… С последним ударом дверь мобиля распахивается, на подножку встает человек. Это стройный мужчина в модном пальто. Он изящно откидывает руку с папиросой, замирает так. Тушинский!