— Да. Именно так. Отец служил государству и продолжает служить. Служил партии, теперь служит России. Все мы кому-то служим. Вы служили в КГБ, теперь в МСБ, завтра будете служить еще где-нибудь. А потому, как у большого госслужащего, у него на столе стоят соответствующие аппараты. Там и АТС-1, и АТС-2 имеются. И он, как ты говоришь, элементарно дозванивается кому нужно. А теперь, если не возражаете, все-таки о деле. Некоторое время назад в нашу фирму прибыло несколько весьма агрессивных молодых людей. Требуют полмиллиона, причем для начала. Иначе поджог, расправа и прочее. — Горбунов уже пришел в себя. Держится жестко, начальственно и несколько покровительственно. — Я просил разобраться начальника моей собственной службы безопасности, но у него пока что-то не получается.
— А что у него может получиться? Морду набить или ноги переломать. Ну, в крайнем случае, «крышу» криминальную найти, — бормочет Адмирал.
— Мы-то при чем? Это милицейская клиентура. — Олег прищуривается. Вязаться с Горбуновым радости мало, после случившегося и говорить-то не хочется.
— Я хоть и бывший, как вы тут не без удовольствия отметили, но все-таки… Короче, со своими иметь дело надежнее. Милиции я, между нами, не доверяю. И мне хотелось бы иметь дело с бывшими коллегами. Если нужно, чтобы вам дала поручение прокуратура, то…
— Тысяча и три ночи, — восхищенно говорит Адмирал, и скулы на его узком лице каменеют. — Желательно-с. Потому что без такого поручения следствие по чужой статье вести мы не можем.
Щелкает дверь, бесшумно впуская еще одного упакованного. Легкий пружинный шаг, безупречная координация движений — профессионалам не нужно много времени, чтобы определить боевые качества нового собеседника. Безотчетно повинуясь какому-то еще смутному чувству, Олег мысленно примеряет на незнакомца рэкетирскую кожанку и слышит, как далеко внутри отзывается тревожный звонок.
— Это начальник моей службы безопасности. Егор Сергеевич Панков. А это, Егор, товарищи из Комитета. Скоро, может быть, их переименуют, но пока они — Комитет. В курс дела я их ввел. Остались детали. Они тебя внимательно выслушают.
— Мне все ясно, — скучным голосом суммирует Адмирал. — Думаю, мы можем идти. Это все-таки милицейское дело.
— Минуточку, — с такой растяжкой в голосе произносит Панков, что у Адмирала белеют от бешенства щеки. — Наше официальное заявление уже зарегистрировано в вашем секретариате. Вот копия, специально для вас. С прокуратурой тоже все согласовано, поручение готово. Назвать номер?
— Мне бы позвонить, — говорит Адмирал.
— Пожалуйста. По любому.
— В.И.! Это я… Да, на месте… Да, дело ясное. Что? Не понял… Теперь понимаю.
— Ну, что сказала контора? — вежливо интересуется местная «служба безопасности».
— В данный момент более существенно то, что можете предъявить вы, — отмахивается Адмирал. Он явно растерян.
— Вот заявление. Копия в вашем секретариате. Вот запись телефонных разговоров с угрозами. Фотография, правда, неважная, одного из посетителей. Расшифровка аудиозаписи, заверенная, разумеется. Еще кассета с видеозаписью…
— Разработочку можно почитать? Служба собственной безопасности все-таки. — Адмирал снова начинает медленно свирепеть.
— Разработок мы не ведем. Все, что собрали, не выходит за рамки законодательства. Но мы сами, к сожалению, не можем поставить в этом деле юридическую точку. — Выдержке Панкова можно позавидовать. Уверен, спокоен, словно не замечает откровенной неприязни.
— Последний вопрос на сегодняшний день, — Адмирал справился с собой и выглядит вполне благодушным. — В каком полку служили, если не секрет?
— Какие секреты! На Петровке. Удовлетворяет?
— Более чем. Значит, до следующей встречи.
Во дворе Адмирал позволяет себе разрядиться.
— Жертва папиного культа, мать-перемать! Просто перескочил из поезда в поезд. «Товарищи!» Я бы этому товарищу челюсти поменял местами… «Товарищ!» Слушай, это и есть концепция новой России? Жирующий жирует, а крайний как был, так и остается крайним? — Адмирал явно не в своей тарелке. — Но самое интересное, брат мой Олег, то, что делу действительно дан ход, и нам придется бултыхаться в этом дерьме. В.И. чуть не плакал, но продиктовал однозначно. Что из всего этого следует? Я лично буду счастлив, когда прихвачу тех самых экспроприаторов. Но буду счастлив вдвойне, если сумею взять за горло этого представителя нарождающегося класса. И показать его голеньким восторженным приверженцам перемен.