Большинство заняли места поближе к арене, чтобы лучше рассмотреть «лоты». В основном пришли мужчины: некоторые из них важные, хорошо по орионским меркам одетые, со здоровяками-телохранителями, другие одеты попроще, но не бедно. Вокруг Пивы собралась целая компания; до нас с Локеном доносились отголоски их разговоров и смеха.
Приготовления были закончены, и мужчина с планшетом на арене, аукционист, поприветствовал собравшихся и объявил продажу трудовых рабов. На арену стали выводить мужчин по пять человек – они продаются партиями. Светловолосые, здоровые, загорелые рабы стали с зафиксированными за спиной руками и безо всякого выражения посмотрели на нас. Их чем-то опоили для покорности или им уже все равно, кто их купит?
Аукционер сообщил, кому прежде принадлежали рабы, к какому труду они привычны, а также назвал возраст и умения каждого. Услышав начальную цену, я оторопела.
— Следи за выражением лица, — склонившись ко мне, шепнул Локен. — Не жалей и не удивляйся.
— Они стоят так мало…
— Трудовые рабы дешевы.
Пока я справлялась с шоком, первую партию продали – торг получился коротким. Вывели вторую партию, подороже, и за них начали борьбу двое богатеньких покупателей.
Локен опустил руку мне на бедро и стал поглаживать успокаивающе, как поглаживают питомца, чтобы тот не нервничал.
— Ты моя подружка, — предостерегающе произнес он, когда я напряглась. — Если тебя не буду лапать я, будут лапать другие. Это понятно?
— Да, понятно, можешь лапать и дальше, — смирилась я.
— На Тайли много крупных владений, и во владениях этих всегда есть нужда в рабочих руках. Видишь вон тех мужчин, обвешанных золотом?
— Как их не увидеть, таких ярких…
— Они и есть местная элита и постоянные участники аукционов. А рабы почти все родом с разоренных планет Ориона, после которых даже Тайли впечатляет. Многие орионцы с таких планет идут в рабы по своей воле: так у них появляется земля, которую можно возделывать, какое-никакое жилье, и, главное, появляется защита – хозяин.
— Несчастные люди…
— Отключи жалость.
— Как ты отключил?
— Да, — кратко ответил он. — Как я.
«Но меня ты пожалел», — подумала я.
Торги продолжились, и мужчин распродали – быстро и без проблем. Настала очередь женщин; их так же стали выводить на арену партиями. Рослые, крупные, загорелые, женщины не выглядели ни слабыми, ни жалкими; они без страха смотрели на покупателей и тихо переговаривались. С женщинами на арену вывели и девочку лет пяти; малышка держалась за руку матери (?).
— Нельзя жалеть, — напомнил Локен.
— Я не могу… на это невозможно смотреть. Я выросла в обществе, где жизнь каждого ценность, и где дети – сокровища, а не бонусы при продаже матери...
Наемник усмехнулся.
— Что?
— В каком, говоришь, обществе ты выросла? Где жизнь каждого – ценность? Где дети – сокровища? Ну-ну.
— Только не начинай снова свои антицентаврианские проповеди!
— Это не антицентаврианская проповедь, Кэя. Посмотри на этих женщин внимательнее. Еще недавно ты не сильно от них отличалась. У тебя точно так, как и у них, был хозяин, и ты себе не принадлежала – ты принадлежала Роду, была рабыней. Тебе никто не давал выбора, и твоя жизнь была предопределена сразу после рождения. Своих детей центавриане перепродают точно так же, как и перепродают здесь сейчас орионцев.
Я не стала спорить, продолжая следить за происходящим на арене.
Женщин также распродали быстро; вывели вторую партию, третью, четвертую… Аукционер объявил, что всех трудовых рабов раскупили, и выразил надежду, что следующих рабов, «эксклюзивный товар», тоже раскупят всех.
— Сейчас будут выставлять похищенных с других планет, — объяснил Локен. — Эти стоят намного дороже трудовых, но среди них не будет эксклюзива: эксклюзив достается особенным покупателям. Тебя, к примеру, на такой аукцион бы не отправили. На тебя бы обязательно нашелся особенный покупатель.