Щупальца начали дрожать, извиваться, бить в стены. Зрители первых рядов, в ужасе вопя, повскакивали прочь, стремясь убежать выше. Джиллены бились в агонии. Каждый их удар сотрясал стены Арены. Так же, как когда-то это чудовище сотрясало стены самого Уэрдэйна.
Рог трясся. Присоски скукоживались. Рог сам готов был втянуться будто. Но он был скован иссушающей силой чародейства. Проклятье Хэль ничто не могло побороть.
Силы покидали пиратку. Она чувствовала эйфорию и жажду убить мерзкое чудовище. Она поняла уже, что проклятье не иссушит его, как любого другого. Оно лишь парализует и ослабит. Рог нужно отсечь!
Она потянулась за саблей. Воткнув её левой рукой, она не подумала, что достать её правой будет сложно.
Присоски дёргались, истекали и чавкали. Пар валил их всех отверстий на поверхности рога.
Хэль поняла, метаясь взглядом единственно видящего глаза туда-сюда: джиллены готовят последнюю струю кипятка, дабы защитится и убить свою противницу. Присоски копили остатки горячей жидкости, почти парализованные.
Отрубить рог. Отрубить этот уродливый отросток!
Сок, охваченный паром, уже капал, струился по рогу. Гангрета следила, но тянулась.
Толпа ревела.
Рог трясся. Присоски его задрожали. Хэль они напомнили беззубые рты Лёсайлумских старух, просящих милостыню на пристани и в остервенении корчивших гримасы вслед имперскому торговцу, отпнувшему их с пути. Рты старух этих нынче плюются кипятком.
Почти. Сабля почти в руке Хэль.
Голова краменхена принялась трескаться, сплетение щупалец начало разрываться во множестве мест. Хэль подумалось, почему он раньше так не сделал? Почему не решил расплестись и убежать?
И в тот момент, когда рука её коснулась эфеса абордажной сабли, она поняла, что он не расцепляется и не убегает! Он пытается её отвлечь, напугать! Одурачить!
Присоски зашипели. Они свернулись трубочкой. Они готовы. Струя кипятка из каждой уже выплёскивается в мерьялльскую капитаншу.
Но прежде, чем это произошло, Хэль схватила саблю и неуклюже, но с рёвом ярости отсекла рог.
Джиллены вздрогнули. Щупальца начали кровоточить розовой гадостью. Цветок словно увядал, куски плоти падали с бульканьем в воду.
Толпа ревела.
Щупальца, бившие в стены, иссыхали, падали, поднимая брызги, долетавшие даже до ложа Императрицы.
Морская вода Арены окрасилась в рвотно-розовый цвет.
Краменхен тонул. Уже не в животворящей для него воде, а попросту в своей же крови.
А капитан Гангрета Хэль, закрыв глаза, летела следом, в эту импровизированную пучину, теряя сознание от усталости, "ласки" и утихающей боли.
Летела и дивилась, как же повезло линуэрцам, какое же чистое у них вечернее небо над Коргентой.
Серия 12. «Змей. Крыса. Погоня».
Он стоял у дверей лазарета. Смотрел, не отрываясь, на них в надежде, что лишь они отворятся, лишь выйдет лекарь, сердце озарится. Он переживал за подругу.
Проходящие мимо работники и гости Кольца Битвы в ужасе и благоговении резко замирали, осознав, кто стоит посреди этого коридора на втором ярусе Арены. Они теряли дар речи, опасались, что любое их движение будет понято неправильно, и просто любовались стройным мускулистым телом, жутковато "украшенным" змеиной чешуёй.
Он не обращал внимания. Его больше раздражало то, что лазарет так и не перенесли вниз, как обещал ещё в том году Фелл. Такое важное место должно быть совсем рядом от выхода в Кольцо.
Но одна мысль, на которой он пытался не зацикливаться, приводила его в бешенство сильнее всего. Бой. Прошедший бой был безумием. Это был бой для него, для Лархосмин, для Гридха. Не для неё...
- Пока ничего? - услышал Змей позади и обернулся.
Сквозь толпу разглядывающих легенду Кольца Битвы, протиснулась мама Церха. Он был рад её видеть. Но её вопрос вновь вернул тревоги.
- Молчат, мама. Молчат.
Церха, бросив недовольный взгляд на зрителей их переживаний, подошла к Змею. Они оба давно научились не обращать внимания на свободных граждан Империи. Для поданных Озарённейшей корридиарии - актёры театра крови на серебристом Кольце.
- Будем надеяться, - собралась с силами Церха.