— Не волнуйтесь, мистер Митчелл, я никого сюда не пущу.
Тони встал перед лестницей, щурясь из-за лучей солнца, пробивавшихся сквозь щели в дверях. Снаружи послышалось:
— Их там четверо.
Лорен начала плакать, обхватив руками детей.
— Учтите, мы не хотели этого делать, — продолжил голос. — Вы заварили эту кашу.
— Не трогайте нас! — прокричал я. Тони отступил на шаг от лестницы и двинулся в сторону.
Дуло его ружья смотрело на двери подвала.
— Выпустите ваших жену и детей.
Я снова рванулся, превозмогая невыносимую боль. Лорен в истерике качала головой.
— Майк, они съедят моих детей.
Вдруг наступила тишина. Я слышал только стук крови в ушах и шорох листьев снаружи. Я попытался встать, заглушая боль, и проверил предохранитель на пистолете. Тони посмотрел на меня и кивнул. Он был готов.
С оглушительным грохотом дверца разлетелась в щепки. Тони пошатнулся и опустился на колено. Ещё один выстрел — Тони развернуло, но он поднял ружьё и выстрелил. Снаружи послышались крики боли, и один за другим последовали ещё два выстрела дробью через дверь.
Тони застонал и попытался сдвинуться в сторону, но упал на землю. Я схватил его за руку и потащил к себе, но было слишком поздно. Его тело билось в конвульсиях. Он посмотрел мне в глаза, сморгнул слёзы и замер.
— Тони! — простонал я, не отпуская его. Он смотрел на меня слепым взглядом. — Господи, ты не можешь быть мёртв, Тони, очнись же…
— Мать твою, да ты отстрелил братишке Генри ухо! — послышался с улицы плаксивый голос.
— Либо ты сейчас же отдашь нам своих жену и детей, либо мы сожжём к чертям весь дом!
У меня текли слёзы, я ещё раз дёрнул ногу, обдирая кожу до мяса, но у меня не получалось выбраться. Лорен плакала в страхе, Люк большими глазами смотрел на меня.
— Ну, твой выбор?
Я сжал челюсти, отпустил руку Тони и наклонился, чтобы сдвинуть брёвна. Не может этого быть, это нереально…
Снаружи послышался ещё один выстрел, с той стороны в подвал влетела земля.
— Какого чёрта? — послышался тот же истеричный голос.
Я слышал топот ног, ругань и крики.
— В доме кто-то есть!
Снова послышались выстрелы и звон разбитого стекла. Вдруг, вдалеке грохнул ещё один выстрел, из другого оружия, снова раздались крики и стрельба. На секунду всё затихло, кто-то завёл двигатель, и я узнал рёв нашего джипа.
Последней отчаянной попыткой я вырвал ногу из-под груды дров и запрыгал вверх по лестнице на одной ноге. Двигатель заревел громче, и джип пронёсся прямо перед входом в подвал.
Он врезался с грохотом в веранду и разнёс её вместе с ванной в щепки. Дом сотрясся от удара, и, наконец, наступила тишина.
Я осторожно выглянул из подвала, откинул одну, потом другую дверь. Я высунул голову наружу. Сьюзи стояла с пистолетом в руке и смотрела на подъезд к дому. Она обернулась ко мне.
— Всё хорошо, никого нет, — сказала она, но я увидел кого-то за её спиной на дороге.
И у него был дробовик.
— У него дробовик! — крикнул я Сьюзи и снова спрятал голову в подвал. — Беги оттуда!
Не раздавалось ни звука.
— Это я, идиот, — хрипло ответил Чак.
Меня охватило облегчение, едва я услышал его голос. Но я тут же сбежал по лестнице и опустился у тела Тони. Я сорвал с него футболку. Что мне делать, искусственное дыхание? Тело превратилось в кровавое месиво. Лорен застыла в углу, сжимая детей, и переводила взгляд с меня на Тони. Есть у него пульс?
Руки тряслись, я приложил два пальца к его шее — они были скользкими от крови — и наклонился, чтобы послушать, дышит ли он. Пульса нет. Дыхания тоже.
— Спускайтесь сюда! — прокричал я.
День 32 — 23 января
Лорен выбрала красивое место для могилы Тони. На опушке леса, к северу от дома Чака.
Около кустов кизила. Сейчас они стояли голые, но весной, по словам Сьюзи, должны зацвести.
Прекрасное место, чтобы найти последний приют.
Прекрасное, но под ковром прелой листвы в земле было полно корней и камней, и чтобы выкопать могилу, нужно было перерубать корни и вытаскивать булыжники. Тяжёлая работа, но ещё тяжелее давила другая мысль.
Мы хоронили Тони.
Он решил остаться, вместо того, чтобы перебраться в Бруклин. И я не сомневался: он сделал это ради нас, ради Люка. Если бы он не остался, то загорал бы сейчас под солнцем Флориды вместе со своей матерью. Вместо этого он ждал, когда мы выроем его могилу.
Ему уже нечем было помочь. Он умер сразу. Я попытался стереть с него кровь, но в итоге просто накрыл одеялом.
Я сидел в подвале на ступенях и плакал. Я говорил с его неподвижным телом, благодаря за то, что он защитил нас. Я не мог смириться с мыслью, что ночью ему придётся остаться одному, и принёс вечером в подвал спальный мешок и уснул рядом с ним.