У двери в квартиру Рори я включил фонарик, сделал глубокий вдох и открыл дверь. Она во что-то врезалась, и мне пришлось с силой толкать, чтобы сдвинуть какой-то лежавший на полу мусор.
В комнате стоял другой запах. Не такой едкий, как в коридоре, тоже неприятный, но, казалось, какой-то металлический. В голову пришли воспоминания о том, как я подростком помогал своему дяде чинить трубы у соседей. Может, Рори и Пэм решили разобрать трубы, надеясь, что снова пойдёт вода? Запах напомнил что-то ещё. Вчера я заходил в один из туалетов на другом этаже, там грязь была даже на стенах, и стоял похожий медный запах. Может, у них что-то случилось?
У них была квартира-студия. Двое соседей с четвёртого этажа: Терри и Натали — жили сейчас у них, и, наверное, это они спали под грудой одеял на диване.
Кровать Рори и Пэм стояла на небольшом возвышении в другом конце квартиры, и я прошёл к ним. Они тоже укрывались множеством одеял, из-под них видны были только их головы. Лица были измазаны чем-то чёрным.
Я легонько толкнул Рори, и он тут же проснулся.
— Рори, вы как, в порядке?
Он прищурился в свете моего фонарика.
— Майк, это ты?
— Да, как вы тут?
Приглядевшись получше, я понял, что его лицо покрывало что-то тёмно-красное…
— Уходи.
Он поднял руку и оттолкнул меня.
В чём-то красном, кроваво-красном была испачкана и его футболка. Я встал и ещё немного стянул одеяло. Рори обнимал Пэм, они оба были в крови.
— Рори, ты ранен? Что случилось?
— Уходи, — повторил он, притягивая к себе одеяла. — Прошу тебя.
Под моей ногой что-то хлюпнуло. Я опустил взгляд и увидел пакет, толстый пластиковый пакет. Что-то знакомое, внутри была какая-то чёрная жидкость. Нет, не чёрная — красная.
На полу вокруг кровати лежали десятки пакетов. Где я их раньше видел? В банке крови Красного креста, где работала Пэм.
Они пили человеческую кровь.
Я в ужасе отшатнулся назад. Ещё куча лежала на диване, и ещё больше у дальней стены — аккуратные стопки, но эти были полные, словно толстые, полные крови, личинки.
Несмотря на отвращение, я мог отчасти их понять. Может, не пить, но приготовить что-нибудь, кровяную колбасу, например? В крови ведь много железа и протеина, верно? Люк даже не будет знать что это, а Лорен нужно железо. Колбаса из человеческой крови.
Мой желудок требовательно заурчал, но меня пробрала дрожь. Я сдавал кровь как раз в тот день, когда всё началось. Я представил, как Пэм пьёт мою кровь, её бледное лицо, клыки, кошачьи глаза…
— Нужно ехать, — прошептал кто-то за моей спиной. — Сейчас же.
Я обернулся, готовый увидеть какого-нибудь демона, но в свете моего фонарика появился Чак.
— Они пили кровь, — прошептал я, не в силах вздохнуть.
— Я знаю.
— Ты знаешь?
— Не так страшно, в целом, но я не хотел, чтобы кто-нибудь прознал и закатил истерику.
Кровь хранится до сорока дней в холоде, и погода как раз на руку. — Откуда он это знает? Я словно оказался в каком-то кошмаре и наблюдал за происходящим со стороны.
— Майк, — резко привёл меня в чувство Чак. — Соберись и слушай меня. Ты долго пробыл без сознания, и не знаешь, что всё стало намного хуже. — Намного. Он произнёс это слово так…
— О чём ещё ты не рассказал?
— Тебе нужно убедить Лорен, что нам надо ехать. Сейчас.
Я продолжал смотреть ему в глаза.
— Что ещё?
Чак глубоко вздохнул.
— Те девять трупов на втором этаже…
— Что с ними?
— Теперь их только пятеро.
Я не стал спрашивать, что произошло. Каннибализм.
Человеческие тела оставались последним источником калорий в Нью-Йорке. Я прислонился к стене, кровь отхлынула от лица, пальцы закололо. Ирина говорила, рассказывая о блокаде Ленинграда, о том, что каннибалы нападали на людей на улицах. Как мне реагировать на такие новости? Какие чувства испытывать? И что делать?
— И Ричарда нет, — ещё тише прошептал Чак. — По крайней мере, некоторых его частей. — Я затрясся от ужаса.
— Ты знаешь, кто?
Он покачал головой.
— Те, кто выглядит более здоровыми? Может кто-то здесь, может кто-то с улицы, я полагаю второе. — Он выдохнул и добавил тихо:
— Вернее, надеюсь.
— Не говори Лорен. — Хотя она уже наверняка знает.
— Тогда уговори её уходить.
К лицу вернулась кровь, щёки запылали. Я до сих пор плохо себя чувствовал.