- Привет, Ян, - прошепелявил Исхак когда тот появился на пороге, - всё, как обычно?
- Да. Вот рецепт, - он протянул листок. Исхак отложил книгу, на несколько секунд скрылся за стеклянной витриной, вернулся оттуда с бумажным пакетом, доверху наполненным лекарствами. Ян молча рассчитался.
- Что-то ты не весел сегодня, - сочувствующе сказал Исхак.
- Отцу становится хуже, - ответил Ян.
- Не думал перевести его в больницу?
- Утром разговаривали об этом с Соломеей. Все места заняты, квот нет.
- Беда, беда. Сейчас столько людей болеет, - аптекарь покачал головой, - Я сам недавно похоронил приятеля. Тоже рак лёгких. И, представляешь, в больнице не оказалось для него места! Оббивали пороги министров, один ответ – ждите очереди. А он, на тебе, не дождался. Семья у них бедная, они не могли купить вот таких лекарств, как ты. Мучился человек страшно. Когда я узнал об этом, то давал им всё что нужно просто так. А сегодня посмотри, какой ужас на улице. Какой-то выброс на химзаводе. Дай бог теперь умереть своей смертью. В моей молодости небо всегда оставалось ясным. Вашему поколению не повезло. Вы мрёте, точно мухи по осени. Правительство вам показывает рассветы и закаты на экранах, чтобы вы совсем не зачахли…
Старик всё говорил и говорил. Ян не слушал ничего после слов об умершем приятеле, только механически кивал головой. Однако ему нравился его спокойный и уверенный голос. Таким когда-то разговаривал с ним отец
- Сочувствую вам, - ответил Ян.
- Это я вам сочувствую, молодой человек. Все-таки попробуй выбить квоту. Это непросто, может, придётся заплатить кому-нибудь. Но так лучше. И для отца, и для вас, - Исхак вновь открыл книгу. Ян по инерции покивал несколько раз.
В этот момент у Яна зазвонил телефон. Это была Соломея, она взволнованно заговорила:
- Приходи скорее. Твой отец вышел из комнаты, он встал и вышел из комнаты.
Ян бросился к выходу.
Отец сидел посреди гостиной в инвалидном кресле. Без него он не мог передвигаться. Лицо его было худым, бледным, щетинистым, но блёклые раньше глаза вдруг наполнились жизнью.
- Отец! - Ян обнял его, - Зачем ты встал?
- Мне стало лучше, и я решил немного сменить обстановку, - проговорил тот хриплым голосом, попытался засмеяться, но закашлялся.
- Тебе лучше вернуться в постель, - Ян попытался взяться за коляску, но отец схватил его за руку.
Нет. Постой, Ян. Мне недолго осталось, а та дрянь за окнами... Я не хочу уходить так. Я хочу увидеть Солнце, Ян.
Соломея робко вмешалась:
- Через два дня обещают прояснения. Может, тогда...
- Я не проживу ещё два дня, дорогая Соломея.
- Хорошо, отец, - Ян опустился в кресло, - мы что-нибудь придумаем, но пока вернись в постель и прими лекарства.
Когда дверь в комнату отца захлопнулась, Соломея прошептала:
- Ян, смог провисит неделю минимум. Никакого солнца не будет. Два дня – это я так сказала, чтобы его успокоить.
- Он умирает, Соломея. Ты же знаешь, как это бывает. Временное прояснение сознания, потом всё... Надо что-нибудь придумать. Он столько страдал. Я не могу врать ему: завтра, завтра. У него может не быть завтра.
Соломея заломила руки, заходила по комнате.
- Может, включить ему фильм?
- Фильм? Ты издеваешься?!
- А что ты еще можешь сделать? Посмотри туда! - Соломея махнула рукой в сторону окна, за которым едва проглядывали очертания ближайших высоток.
Она упала в кресло, закрыла лицо руками и заплакала. Ян сполз по стене и сел на пол.
- Я больше так не могу, - всхлипывала Соломея, - больше не могу.
Ян не отвечал. Он уставился в одну точку и не шевелился. Ему казалось, он потерпел поражение. Когда отец заболел, он обещал себе сделать для него всё возможное или невозможное, чтобы скрасить последние мгновения жизни. Но теперь он попал в ловушку, из которой не было выхода. Опустить руки означало предать себя и отца. Ему захотелось завыть. Но неожиданно он подскочил, как ошпаренный, покружил по комнате, потом бросился к двери.
- Соломея! Собирайся! Я за машиной, буду ждать вас у подъезда, - крикнул он с порога.
- Но пользоваться личными машинами нельзя, - хотела предупредить Соломея, но услышала только удаляющиеся по лестнице торопливые шаги мужа. Он так торопился, что не закрыл квартиру.
Ян выжимал из потрёпанной «мазды» все силы. Её мотор надрывался, оглушая пассажиров. Отец сидел сзади, Соломея на переднем пассажирском кресле. Все молчали. Ян держался подальше от центральной автострады, лавируя в узких заставленных автомобилями проулках. Через несколько минут гонки он, благополучно миновав полицейские посты, где их непременно оштрафовали бы за поездку – полный запрет на личные машины, вывернул к центральной площади и остановился.