Искусство маскировки. Главное преимущество девочки — это ее способность с легкостью изменять свою внешность. Если ты в ладах с расческой и в твоем гардеробе найдется больше одного платья, ты играючи перевоплотишься по меньшей мере в пятерых разных людей. А умелое использование краски для волос и макияжа сделает твой маскировочный арсенал практически неисчерпаемым.
Рост. Говоришь, такую малявку как ты из-за руля не видно? И что с того? Невысокий рост сулит немалые выгоды. Ты спрячешься где угодно. Затеряешься в любой толпе. Протиснешься туда, куда взрослому ни за что не пролезть, и побываешь там, куда взрослым вовеки не попасть. Так что пользуйся своим ростом, пока не поздно!
Глава 2 Дьявол в деталях
Мое первое приключение с участием Кики Страйк — ныне часть ее легенды. На самом-то деле, вы, небось, эту повесть уже знаете. За последние шесть лет мне доводилось ее выслушивать снова и снова — на вечеринках, на борту самолета, один раз даже в дамской комнате в «Бергдорфе». И всякий раз, когда люди скептически качают головами и не верят ни единому слову, я просто со смеху помираю. Ведь я там была, я своими глазами все видела!.. И даже при том, что история передается из уст в уста вот уже многие годы, все равно фактов в ней куда больше, чем вымысла. Я лишь добавлю подробность-другую. Началась пресловутая история в Аталантской школе для девочек в Верхнем Ист-Сайде, вскорости после того, как я обнаружила Город-Призрак. Было без десяти три. Лишь десять минут отделяли нас от начала зимних каникул и двухнедельной свободы. В преддверии желанного избавления все словно с ума посходили. Никто и оглянуться не успел, а деликатное шушуканье между подругами уже переросло во всеобщую оглушительную какофонию, угрожающую покою и миру в соседних классных комнатах. Наша учительница, мисс Джессел — обладающая поразительным сходством с Белоснежкой и ее же вкусом в выборе гардероба, — честно пыталась восстановить порядок. Однако для того, чтобы заставить нас заткнуться и вернуться на свои места, потребовалось явление директрисы собственной персоной, строгой, сморщенной старушенции (мы давали ей лет 105 по меньшей мере).
— Девочки, — проговорила директриса, неодобрительно покосившись на мисс Джессел. — Времени осталось всего ничего. Отчего бы не попытаться провести его с пользой, вместо того, чтобы визжать как орда разъяренных баньши? За десять минут я обойду класс, и каждая из вас расскажет мне, кем она хочет стать, когда вырастет. Если мне не изменяет память, большинство ответов были либо редкостным занудством, либо полной чушью. Дилан Хэндуорти мечтала блистать в обществе. Ребекка Граббер, у которой волосы росли в самых неподходящих местах, надеялась стать укротительницей медведей. Я поведала классу, что намерена заниматься биологией моря и изучать гигантского кальмара — и заслужила одобрительный кивок директрисы. Последняя из неопрошенных девочек, сидевшая у самой стены, терялась за широкой спиной Лиззи Фицсиммонз, что росла как на дрожжах до самого восьмого класса и полных шести футов.
— А вот ты, на последней парте, — проговорила директриса. — Не прячься, я всех вижу!.. Расскажи-ка мне, кем ты хочешь стать? — Опасным человеком, — не задумавшись, выпалила та. Весь класс как по команде обернулся. Позади Лиззи за партой сидела сущая малявка — прежде ее словно бы никто и не замечал. На долю мгновения мне померещилось, что я ослышалась.
— Прости, пожалуйста, — промолвила мисс Джессел, покровительственно улыбаясь, — боюсь, директор и я тебя не вполне поняли.
— Я хочу вырасти опасным человеком. Директриса и мисс Джессел переглянулись.
— Как тебя зовут, милочка? — осведомилась директриса тоном, ясно дающим понять, что отныне она намерена бдительно за малявкой приглядывать.
— Кики Страйк, — прозаично представилась девочка, и, словно в ответ на ее реплику, прозвенел звонок. Одна-единственная фраза — но Кики Страйк всецело подчинила мое воображение. Кто она такая, гадала я, откуда взялась? Зачем ей позарез надо вырасти опасным человеком? А главное — как она умудрилась ходить в Аталантскую школу, не привлекая ничьего внимания? Аталантская школа для девочек была из тех частных учебных заведений, где все друг друга знают. А еще знают, чем твои родители зарабатывают на жизнь, и сколько именно, и в каком доме ты живешь, и какие туфли носишь — авторскую модель или имитацию. Уже в первом классе на каждую ученицу навешивается один из двух ярлыков. У тебя либо есть все — либо только мозги. Девочки-стипендиатки приезжали в школу на городских автобусах, стартующих в тех частях города, где ночами лучше не шастать. Молчаливые, прилежные, они явно чувствовали себя не в своей тарелке. С другой стороны, богатые девочки являлись счастливыми обладательницами домработниц-француженок и громких фамилий, а на углу их дожидались автомобили с личными шоферами. Элита платила за обучение баснословные суммы — что, в свой черед, позволяло стипендиаткам получать первоклассное образование. О чем богатые девочки не упускали случая стипендиаткам напомнить. Из всех девочек Аталантской школы я была единственной, кто под ярлык не подходил. Мой прадедушка изобрел особые «формирующие» колготки — благодаря этому порождению злого гения моя семья могла бы как сыр в масле кататься на протяжении нескольких поколений. Однако, пожив жизнью богатого бездельника, для своего единственного сына он возмечтал о большем. Все свое огромное состояние, вплоть до последнего цента, прадед вложил в целевой фонд, обеспечивающий его потомкам превосходное образование — и ровным счетом ничего больше. Благодаря прадедушке я училась в самой шикарной школе Манхэттена — и при этом не могла заплатить за приличную стрижку. Потому что, видите ли, старикан перехитрил самого себя. Ни сын, ни моя мать, его единственная внучка, его любви к деньгам не унаследовали. Они не пытались карабкаться по корпоративным служебным лестницам. Они не экономили каждый пенни и не делали выгодных инвестиций. Они просто-напросто беззастенчиво пользовались целевым фондом и учились всю свою жизнь, перебиваясь случайными заработками, чтобы покрыть расходы на еду, одежду и книги. К тому моменту, как мне исполнилось двенадцать, мать защитила третью докторскую диссертацию, а отец работал над второй. И, насколько я знала, ни один из них постоянной работы не имел. Учитывая мою нестандартную биографию, прочие школьницы понятия не имели, с чем меня едят. В глазах девочек, «у которых есть все», я была не то чтобы «пиявкой», как презренные стипендиатки, но и к элитному кругу не принадлежала — с моими-то дешевыми туфлями и домодельной стрижкой! С другой стороны, девочки «с мозгами» считали меня тупицей. И не то чтобы сильно заблуждались. По чести говоря, в отличие от родителей, я считала, что школа — это пустая трата времени. Задолго до того, как я доросла до седьмого класса, я поняла, что мне есть над чем задуматься помимо грамматики и деления столбиком. Первые двенадцать лет своей жизни я провела в огромной, обшарпанной квартире близ нью-йоркского университета, заполненной родительскими книгами на все мыслимые темы. В каждой комнате от пола до потолка высились книжные стеллажи: одни словно бы подпирали стены, а другие крепились настолько неустойчиво, что грозили того и гляди обвалиться и похоронить нас всех под лавиной накопленной мудрости. Каждый шкаф превратился в своего рода миниатюрную библиотеку, посвященную определенной теме. В ванной комнате стояли книги по истории водопровода, римской клоаки, водяных рептилий Северной Америки, копролитов, а также собрание сочинений Фрейда. Кухонные буфеты вмещали в себя ученые трактаты, посвященные многовековому использованию ядов, и книги по медицине — в частности, на тему цинги, подагры и метеоризма. Единственное, чего в нашей библиотеке не хватало, так это детской литературы. (Мои родители детьми особо не интересовались). Так что, вместо того, чтобы выстраивать продуктивные отношения с доктором Сюссом, я изучала предметы по собственному усмотрению. В свои двенадцать лет я все еще нетвердо знала таблицу умножения, зато считала себя экспертом в пяти вопросах как минимум: