Лесн посмотрел на отца. Художник Красник. Не великий мастер, но на округу славится своими работами. Лет восемь назад даже расписывал детскую в доме одного из представителей Сильных родов. Невысокий, жилистый, на левой руке нет половины мизинца, лицо длинное, худое, в морщинах. Волосы и борода у отца сильно поседели за последнее время, но светло-серые глаза смотрели все так же спокойно и весело, словно он один знал о жизни что-то такое, что понять другим не дано. А когда он улыбался — в уголках глаз появлялись лучики-морщинки, делающие его сразу моложе лет на пятнадцать.
— Бать, а почему на Валахаре так не любят полукровок?
Теперь Лесн не смотрел на отца — смывал с раненой лапы лисенка грязь и кровь. Не смотрел, потому что был занят, а не потому что не хотел!
— На смешение крови разных племен нет прямого запрета. Но говорят, самые могущественные и самые злобные существа появлялись именно от межплеменного кровосмешения. Люди, которые обладали двойным, а то и тройным проявлением магии, увы, направляли свои способности как правило, во вред человечеству, а не во благо. Таким образом еще древними мудрецами был сформулирован вывод, что полукровки потенциально опасны для общества. Ну и в последующие циклы, увы, это неоднократно подтверждалось реальными примерами.
Опасны. Интересно, для кого? И чем? Кривонос вон что-то в сто раз опасней Лесна без всякой чужой крови!
— Чего такие смурные? — мать появилась с тазом воды в руках, ворохом тряпок на плече и двумя баночками с мазями, выглядывающими из кармана передника. — О чем, бестолковые, речь вели?
Отец вопросительно посмотрел на Лесна. Подросток честно ответил присевшей рядом матери:
— О полукровках.
Плетунья стала намазывать пострадавшую лапу лисенка мазью, и тот жалобно заскулил.
— Сдалась тебе эта кровь, милый! Суть не в ней, а в…
— В том, что внутри. — Продолжил Лесн немного недовольно. Эту фразу мать повторяла постоянно, и подростку это стало уже изрядно надоедать. — Знаю я, знаю!
Женщина некоторое время смотрела на сына, бинтовавшего лапу, а потом выдала:
— Нет, не знаешь. Слушаешь, да не слышишь. Впрочем, у каждого своя голова на плечах есть. Присядь на лавку, живот обработаю. Садись-садись, не слепая, вижу, что поцарапанный ходишь, человеческую кровь лисьей не замажешь.
Полукровка посмотрел на свой живот — зеленый, покрытый темно-алой коркой. Да, точно, лис царапался, но не сильно. Больно почти не было. От презрительных взглядов шляпочных сестер и то было неприятнее.
— Хватит, мам! Ставь есть, за мной скоро Жад зайдет.
Отец, с улыбкой наблюдающий за возней жены и сына, спросил.
— Это тот, с которым вы подрались в прошлую луну? Что, набили друг другу шишек и теперь друзья не разлей вода?
— Не друзья! — возразил Лесн, одевая чистую рубаху. — Но парень он нормальный. Просил за Серый овраг его провести, да так, чтобы до солнечного дождя успеть вернуться. Что ж не помочь?
Хвост недовольно обнюхивал кружащего вокруг него лисенка, припадающего на одну лапу. Мать нарезала хлеб и протянула Лесну ложку.
— Кушай давай.
Полукровка послушно склонился к тарелке. Пахло свежим хлебом и парным молоком, с опушки доносились трели белоротиков, на приболотной тропе квакали лягушки. Родители заговорили о необходимых покупках и торжке, что находился в соседнем поселении. На небе не было ни облачка, лишь легкий ветерок порой пытался немного пригладить волосы Лесна, торчащие в беспорядке в разные стороны. Обычное умиротворенное утро почти обычной семьи.
Вот бы день был таким же!
— Зигзагами беги!
Кричать с макушки дерева было проще, чем делать. Ночной шатун, логово которого Лесн с Жадом потревожили по неосторожности, уверенно катился большим меховым колобком следом за юным пахарем могучего телосложения. Иногда среди черного меха поблескивали то клыки, то когти, то беспомощно озирающиеся алые глаза.