«Шарик» пискнул и довольно растекся рядом с кикиморой мохнатой лужицей, подставляя ей то один, то другой мохнатый грязный бок. От темной ауры Тузик заискрил, и рядом сразу же погас яркий ящик с банками. Кикимора гладила чудовище, а сама думала горькую думу. Куда идти? У кого дорогу спрашивать? И далеко ли родные болота?
Тем временем «Бобик» нагладился, сел, заглянул кикиморе в глаза и молвил человеческим голосом, но на непонятном языке:
- 私はカウケガンひろみです、私はあなたに忠実に仕えます。
— Чего?
— Shi ha kau ke gan Hiromi desu, shi haana ta ni tadami ni shi ema su.
— Все равно ничего не поняла.
— Я — каукегэн Хероми, буду служить тебе верой и правдой, — получилось у «Шарика» наконец донести суть своих слов до кикиморы. Языковой барьер был преодолен.
— Хероми — значит, «самый красивый», — пояснил собака и шаркнул ножкой.
— Э, спасибо, — сказала кикимора, — меня Марьяна зовут, можно Мара просто. Только я тебя Хероми звать не буду, хоть ты и красавчик, конечно. Для русского уха неблагозвучно. Буду тебя по-другому звать.
Каукегэн на это мотнул мохнатой головой. Он был на все согласный, потому что его новая хозяйка на темную ауру была так богата, что можно рядом с ней пастись всю жизнь и людей вообще не трогать. Людей каукегэны боятся, хоть и гадят им по мере сил. Они неспециально, такая уж у них природа: быть духами мора, неудач и болезней.
— Ну, раз мы теперь с тобой приятели, расскажи мне, где я, а?
— Префектура Хёго, город Кобэ, Центральный район, Санномия 1-23, - ответил Шарик и вильнул мохнатой попой: хвоста у него не было.
— Поняа-а-а-тно, — протянула кикимора. У нее не было кабельного, и даже спутниковой тарелки не было, но про хорошую страну Японию она немножко знала, все ж образованная, не дура деревенская. Другой вопрос, как она вообще тут оказалась.
И с этим нужно было разбираться как можно быстрее.
— Пойдем, Бобик, — сказала кикимора.
И они пошли.
Дорога из темного проулка была быстрой и привела к оживленной улице. Яркие вывески, шум транспорта, вонь выхлопа, цветные буклеты и люди-люди-люди… Все это оглушило кикимору, забило нос, уши, глаза. Привыкшая за много десятилетий к своим болотам, кикимора теперь пыталась справиться с шоком.
Торопящийся мужчина в черном костюме задел оглушенную кикимору плечом и тут же повернулся к ней. Кикимора ждала слов вроде: «Ты чо тут, тетка, встала на проходе, людям мешаешь, а ну свалила быра», но то, что случилось потом, поразило ее в самое сердце.
Мужчина в костюме сложил руки перед лицом, быстро-быстро поклонился и извинился. На его лице расцветало чувство вины. Извинившись, мужик развернулся и побежал дальше.
— Ну ни хрена себе, — сказала кикимора. — Тут все такие отмороженные?
Бобик посмотрел на кикимору грустными глазами.
— Угум. Почти все.
— Да, Тузик, тяжко тебе приходится.
Шарик кивнул и даже немножечко заскулил.
— Ладно, мой милый Тотошка, веди меня куда-нибудь отсюда в леса, а лучше на болота. Надо мысли и чувства в порядок привести и думу думать, как домой вернуться.
— Это вам, моя госпожа Ма-ри-онна Сама, надо за помощью идти через теневой мир. Вы, Мара Сама, ёкай сильный, вам слабые духи ничем помочь не смогут. Говорить надо со старшими ёкаями, у которых темной ауры в достатке. Только путь далекий. Позвольте мне, Мара Сама, быть вашим проводником.
— Позволяю, — торжественно кивнула кикимора.
Бобик тут же растекся лужицей, и от него расстелился в разные стороны сероватый туман.
Размылись светящиеся вывески, а потом исчезли люди. И кикимора оказалась в месте, которое уже не было человеческим миром.
Это был город, несомненно, но город совсем иной. В жутком тумане ног до колен не было видно, а у Шарика торчала из тумана только одна лохматая голова. Вывески, которые так ярко светились в городе, теперь стали тусклыми. Исчез и шум, только какой-то равномерный скрип действовал на нервы.
— Нам вон туда, Мара Сама, — сказал Тузик и показал мохнатой лапой на гору, которая в вечерней темноте едва была заметна. — Там живут тенгу, они самые сильные ёкаи поблизости.
Кикимора с тоской посмотрела на гору. Ей хотелось пить, писать и спать, а не шататься невесть где в такой поздний час. Тем более не хотелось карабкаться в гору.
— А трактир тут есть какой? Или хотя бы чердак? А утром по холодку пойдем.
— Только дома удовольствий открыты в такой час.
— Тотошка, а хотя бы пруд какой есть рядом? Или болото? — с последней надеждой спросила кикимора.