— Правду, — буркнул Стриж, ловя кончиком сигареты оранжевый огонек зажигалки.
— Да ну тебя, — обиделся, не встретив сочувствия, Палыч, — Вам с Айболитом хорошо, никто вас толком и разглядеть не успел.
— Ты вот что, Палыч… — сказал Стриж, недобро глядя в седой затылок. — Мы приехали сюда работу выполнить, а не для того, чтобы ты нас, как слепых котят, подставил перед Зимой, засветив ему нас. Или ты с самого начала планировал сдать нас после ликвидации?
Палыч, поняв, что сболтнул лишнее, напустил на себя грозный вид и повернулся к Стрижу с явным намерением дать ему отпор. Но, встретившись с ним взглядом, потускнел и, уставившись в окно, проворчал:
— Ты не передергивай. Я вовсе не это имел в виду.
— Ну-ну, — скривился Стриж, вдавливая в пепельницу изжеванный окурок, — Ладно, замнем до поры.
— Хватит вам, — сказал я, — Ты, Стриж, лучше объясни, как вышло, что ты на крыше оказался? Ты же внизу должен был остаться?
— Чего тут объяснять. — отмахнулся он, — Я и стоял на первом этаже, у окна рядом со входом. Смотрю, япошки в контору табуном повалили и давай везде шарить. Причем видно, что шмонают основательно, всех подозрительных тут же отсекают ненавязчиво и прижимают к стенке. Ну, думаю, так они и до меня доберутся. Куда ж я «калаш» прятать буду, если обыщут вдруг? Короче, шмыгнул я в лифт, и наверх, решил у тебя на крыше отсидеться. Только начал подниматься по лесенке, смотрю — какой-то шустряк Ленчика мочит. В долгу оставаться негоже было, я и порезал японца. Ну а дальше ты и сам все знаешь.
— Спасибо тебе, — сказал я, глядя ему прямо в глаза. — Я этого не забуду. Не каждый день от верной смерти спасают.
— Да ладно, чего там, — засмущался Стриж. — Подумаешь, ментеныша японского порезал. Не первый он, да, наверное, и не последний на моей совести. Так что не благодари, не за что.
— Вы еще расцелуйтесь, — съехидничал Эдик, похабно подмигивая мне в зеркало.
— Ты рули давай, Кащей, — посоветовал ему Стриж. — Пока я тебе рога не поотшибал за гнилой базар.
— Хватит гавкаться, — накинулся на них Палыч, успевший оправиться и вернуть себе былую уверенность, снова входя в роль вожака нашей потрепанной стаи. — Лучше думайте, что теперь делать будем. Зима-то все еще жив, и приказа убрать его никто не отменял.
— А что здесь думать, — беспечно ответил Кащей, рывком вгоняя машину во двор нашего дома. Дорога из Отару заняла в этот раз минут двадцать, не больше, — Не получилось в порту, получится в казино. Куда он денется, — добавил Эдик, глуша двигатель, — и не таких в ящик упаковывали. Теперь в него хоть из «Мухи» пали, все равно война уже началась.
— Да… — протянул Палыч, нехотя сползая с сиденья и хлопая дверью. — На кой только ляд она нужна, война эта? Хотя прах с ним со всем, — решил вдруг Палыч. — Оно к тому уже давно шло. И пацанам нашим поразмяться надо, жиром вон позарастали.
— Да? — страшно удивился Кащей, критически разглядывая свое отражение в лакированном боку джипа.
— Не умничай, — отозвался Палыч. — Ладно, отдохните пока, а я пойду Кинаю отзвонюсь. Идите в гостиную, там стол должны были накрыть. Только не напиваться, Стриж, ясно?
— И в мыслях не было, — соврал Стриж, чьи глаза при упоминании о накрытом столе подернулись маслянистым блеском.
Палыч недоверчиво хмыкнул и отправился на переговоры с Кинаем. Остальные дружной гурьбой ввалились в гостиную, посмеиваясь и радуясь жизни, как и положено людям, только что на волосок разминувшимся с веселой старухой, чье имя Смерть. Палыч скоро присоединился к нам, но и этого времени с лихвой хватило Эдику и Стрижу, чтобы от души придаться излюбленным порокам. К возвращению седого оба были бодры, веселы и рассказывали друг другу древние анекдоты, над которыми вместе и хохотали до упаду. Я пристроился у камина, лениво посасывая ломтик вяленого кальмара и любуясь пляской языков пламени на подернутых серым пеплом поленьях.
— Ух, устал я сегодня, — сказал Палыч, падая в кресло и наливая себе полный стакан водки, — Говорил сейчас с Кинаем, — продолжил он, одним глотком опустошив стакан. — Короче, пацаны, расслабляться теперь не придется, иначе общак с нас шкуру с живых спустит. Велено Зиму к завтрашней ночи слить в отстой, и промашек больше быть не должно,
— Приказывать легко, — возразил я, покачивая ногой, — А конкретных предложений, как это сделать, Кинай нам не подбросил?