— Не мое это! У-у-у, подбросили!
Приглашенные понятыми соседи ей не верили.
— Теперь хоть посадите? — шепотом спросил один из них.
— Если б мы решали…
Оказавшись в отделе, Нинка истерику прекратила и, стремясь облегчить свою участь, заложила всех, но сказать, куда делся Стенли, не могла.
В дальнейшем опера, исходя из своих соображений и рассчитывая на Нинкину помощь, будут ходатайствовать о том, чтобы ее оставили на подписке, но именно в этот раз прокурор решит проявить твердость и выдаст санкцию на арест…
Парамошу взяли под утро. Всю ночь он шхерился у знакомых, не спал, позвонил папе и, узнав, что все спокойно, решил вернуться.
— Ты кого-то боишься? У тебя неприятности?
— Нет, па. Один из моих знакомых влетел, а ты сам знаешь, как менты могут пришить статью…
Батя не знал, но согласился. Его собственный опыт общения с правоохранительными органами сводился к беседам с деликатными сотрудниками БХСС, которых он навидался в конце восьмидесятых, когда начинал свою коммерческую деятельность.
— Может, лучше вообще не приходить? Снимешь квартиру, поживешь отдельно, а за месяц все уладится. Сам знаешь, у меня связи.
— Так и сделаем, но мне надо забрать кое-какие вещи. Думаю, легавые еще спят. Времени было половина шестого. Его задержали на подходе к дому. Брали жестко. Отдышавшись, Парамоша сказал:
— Я не при чем. Это все Брут, а я только на лестнице стоял. Позовите отца.
— Обойдешься, ты уже взрослый.
— Я хочу папу!
Парамоше будут вменять несколько эпизодов краж и грабежей, но через месяц он выйдет из СИЗО — у бати окажется достаточно денег и связей, чтобы решить вопрос. Но в дальнейшем Парамоша по какой-то причине станет краснеть при вопросах о том, как ему сиделось, и избегать встреч с «откинувшимися» сокамерниками. Более того: подзавяжет он и с преступной деятельностью. Никакого насилия, максимум — уклонение от уплаты налогов.
То ли внушение папино подействует, то ли зря все же ругают нашу далекую от европейского уровня исправительную систему.
А опера, знающие точный ответ на этот вопрос, никому ничего не расскажут.
Разве что на служебной пьянке в узком, проверенном кругу.
14. Расплата
Понаблюдав за бегством Чужого и Парамоши. Актер поехал на встречу со Стенли. Он не сомневался, что Стенли придет, как не сомневался и в том, что он заготовил какую-нибудь гадость, если не основным, то уж запасным вариантом — точно. Актера это нимало не волновало. Глупо погибнуть от рук такого придурка…
Точкой рандеву был выбран сквер недалеко от вокзала. В темное время приличные люди избегали сюда заходить. Оставив машину, Актер прогулялся, чтобы убедиться в отсутствии засады. Все было чисто. Ни в идеальных с точки зрения профессионала, ни в абсолютно «дилетантских» местах никто не прятался. Вероятность того, что Стенли явится с милицией, Актер посчитал ничтожной, а остальное его не пугало. Маски сняты, и нет нужды прикидываться безответным «терпилой».
«Многовато трупов получается, — думал Актер, сидя в машине, — а в моем деле количество не переходит в качество, скорее, наоборот». Казарина, по большому счету, можно было не трогать, но те убийства, которые он намеревался совершить, являлись необходимыми, как и уже совершенное убийство Варламова.
Л., хозяин и благодетель, его подставил. Продал. С одной стороны, вернув когда-то Актеру жизнь, он имел право в дальнейшем распорядиться ею по своему усмотрению. С другой — они так не договаривались. Актер был готов сделать для Л. что угодно — но тот передал права на Актера третьей стороне, стараться для которой Актер не нанимался. Как и почему так получилось, Актер не знал, но в одном был уверен точно — Л. не имел ни малейшего понятия об Инне. Скорее всего в происшедшем повинны длинный язык и непомерное самомнение. Хотя, казалось бы, такого быть не должно.
«А ведь тебя, старый мудак, когда-нибудь грохнут», — решил Актер и встрепенулся, почувствовав, что появился Стенли.
Стенли шел осторожно. Издалека заметив машину, долго стоял, высматривая, кто в ней сидит. Разглядел одного человека. Поза безмятежная. Спинка кресла откинута, руки сцеплены на затылке, вспыхивает огонек сигареты. Расправив плечи, Стенли передернул затвор пистолета, и патрон, уже находившийся в канале ствола, улетел в темноту. Матюгнувшись, Стенли положил газовик в боковой карман куртки и стал подкрадываться к машине сзади. Ноги его отчаянно дрожали. Невдалеке грохотал товарный поезд.
«А сейчас для наших дорогих слушателей на волнах „Радио-тупик“ звучит новая песня в исполнении молодой певицы Бактерии…»
Актер выключил магнитолу.
Стенли был теперь не виден в зеркале, но Актер знал, где тот находится. Выбрать более неудачный путь было просто невозможно.
Актер вышел из машины, потянулся, посмотрел на часы, отошел к кустам и расстегнул ширинку. Расставил ноги, слегка запрокинул голову, разминая шею, поводил подбородком из стороны в сторону. Все должно было выглядеть предельно натурально — и усилием воли Актеру это удалось, хотя никаких позывов он не испытывал.
Он чувствовал, как Стенли целится в его спину с расстояния около десяти метров.
«Дерзай, братан. Ни черта у тебя не получится. Мало того, что руки ходуном ходят, так и фонарь слепит, и кочка под ногами… Тебе надо отойти на пять шагов вправо. Ну же, соображай быстрее! Молодец, догадался. Раз, два, три… Привет!»
Последнее слово было произнесено вслух, голосом твердым и немного насмешливым; прозвучало, как щелчок бича:
— Привет!
Развернувшись, Актер смотрел Стенли в лицо, продолжая неторопливо застегивать молнию на брюках.
Стенли замер с пистолетом в руке. Даже ногу до земли не донес.
«Не выстрелишь ты человеку в лицо, братан. Тем более человеку в такой безобидной позе. Не всем это дано, а уж подонкам вроде тебя и подавно».
Стенли опустил пистолет. Потом — ногу.
— Ты опоздал… Я ждал тебя раньше.
— Мы же не договаривались…
— На определенное время? Ты прав, не договаривались.
«Вот ты уже и оправдываешься. Когда в руке пушка — нельзя оправдываться. Нет, не получилось бы из тебя ничего толкового».
— Чего ты встал? Боишься меня? Не бойся, подходи ближе.
Стенли приблизился. Их разделяло два метра.
— Твои ребята просрали все дело. Брутелло в милиции. Мне кажется, он все расскажет. Остальных повяжут еще до утра.
— Мне нужно ехать!
— Тебе нужно было сделать это давно. Сейчас уже не успеешь. Поезд ушел.
Ухмыляясь, Актер смотрел в глаза Стенли. Так удав смотрит на кролика. И будет смотреть, даже если кролику в лапки дать пистолет.
— Скажи, откуда у тебя такое прозвище?
— Какое?
— Так звали одного хорошего человека. Он был путешественник. Неужели ты и впрямь думал, что я тебе заплачу?
Стенли вздрогнул. Попытался поднять правую руку, но пистолет, кажется, весил не один центнер.
Актер шагнул вперед. Постоял, раскачиваясь с пятки на носок и глядя куда-то выше левого плеча Стенли. Мощным, но не очень быстрым, с высоким замахом, ударом ребром ладони свалил его.
Подобрал выпавший пистолет и оттащил Стенли к пруду.
Десятки людей отдали бы последний рубль, чтобы увидеть своего обидчика в таком положении.
Впервые в жизни Стенли хотелось валяться в беспамятстве, но предательское сознание быстро вернулось. Он проклял все, что успел натворить. Пожалел каждого своего «терпилу». Спросил прощения у небес. Практически перевоспитался.
Актер стоял рядом и смотрел на него с улыбкой.
Стенли пошевелил руками и с ужасом понял, что они свободны.
— За что? — выдавил он, когда молчать стало невмоготу.
— Да как тебе сказать… Не хочу, чтоб ты меня заложил, когда тебя поймают. Рано или поздно это случится, и ты не сможешь молчать. А с твоим уходом вся цепочка рвется. Ты ведь не говорил своим… хм, пацанам, про меня. Не говорил? Сто к нулю, что сочинил красивую байку про крутых парней, настоящих высоких бандитов, которые к тебе обратились. Я прав? Знаю, что прав, но сознание того, что мог ошибиться, добавит в мою жизнь остроты.