В Швейцарии Виктор жил уже несколько лет, выбрав ее потому, что ему нравились ее климат, люди и стиль жизни. Жизнь на большой высоте повышала его жизнестойкость, а строгая секретность швейцарской банковской системы и довольно большая свобода в отношении владения оружием делали его местожительство очень удобным для его работы.
Поезд привез Виктора в Вале, третий по величине кантон Швейцарии. В нем лежит долина Роны, которая питает знаменитое Женевское озеро. Было уже поздно, когда Виктор сошел с поезда в городке Сент-Морис. Шел густой снег, и Виктор поднял воротник и ссутулил плечи. Подходящую для гор одежду он купил еще в бутике на вокзале в Женеве и в поезде переоделся.
Городок был уединенным, удаленным от других городов, а жилье в нем принадлежало в основном богатым иностранцам, которые проводили в своих дорогих бревенчатых шале всего несколько недель в году во время лыжного сезона. Это было место, где мало кто знал своих соседей и где никого не удивляли странные лица или машины. Виктор, который приезжал и уезжал часто, никогда не вызывал подозрений.
В одном из самых дорогих в мире продуктовых магазинов он купил молоко, яйца от кур свободного выгула, разные свежие овощи, английский чеддер, хлеб и копченый лосось. Его возмущала необходимость платить такие грабительские деньги женщине за кассой, но он знал, что подобные платежи могут сослужить ему здесь хорошую службу.
Остальную часть городка Виктор прошел, неся две сумки и кейс в левой руке. Он шел не по главной улице, а по боковым. Людей почти не было, и, удостоверившись, что за ним никто не следит, он свернул в лес, описывая полукруг по направлению к своему шале, которое находилось примерно в миле от основного скопления домов. Он осторожно шел через темный лес, хорошо зная дорогу, так что всматриваться ему было не нужно.
Когда за деревьями он увидел свое шале, освещенное лунным и звездным светом, ему захотелось броситься внутрь и рухнуть в постель. Больше всего он хотел уснуть и на целых восемь часов забыть про свою жизнь, но осторожность заставила его остановиться и присесть, чтобы посмотреть, нет ли признаков присутствия посторонних людей. Было почти невероятно, чтобы кто-нибудь знал, где он живет, но после Парижа он не мог позволить себе рисковать.
Виктор положил свои покупки и добрый час ходил вокруг дома, пока не убедился, что ни в доме, ни поблизости никого нет. Дом был со всех сторон заслонен густо растущими соснами, а к главной дороге от него вела единственная узкая дорога, доступная только полноприводным машинам. Собственный внедорожник Виктора находился в отдельно стоящем гараже. Было слишком темно, чтобы можно было разглядеть какие-либо недавние следы машин на дороге или людей на снегу вокруг дома, но Виктор не видел и не слышал ничего, что говорило бы о присутствии кого-либо поблизости.
Внутри, за деревянной, но укрепленной сталью дверью Виктору дышалось несколько легче, но он все же потратил некоторое время на тщательный осмотр дома. Шале, единственным владельцем которого был Виктор, было построено пять лет назад в традиционном савойском стиле – с шиферной крышей, деревянными балками, каменными стенами и дровяным камином. Оно было двухэтажным с четырьмя спальнями. Столько спален Виктору было не нужно, но шале не строятся в расчете на единственного жильца.
Обычной охранной системы в нем не было. Виктор не хотел, чтобы в случае если кто-нибудь проникнет в дом, власти узнали об этом и стали что-то вынюхивать. Вместо этого по дому были размещены сделанные на заказ датчики движения, связанные с видеокамерами высокого разрешения и высокочувствительными микрофонами, и эта система охватывала все уголки дома. Все устройства были тщательно замаскированы, а видеокамеры и микрофоны запрограммированы так, чтобы начинать запись только через две минуты после получения сигнала от датчика движения. Это позволяло им оставаться необнаруженными, если вошедший решит проверить дом сканером.
Во всех окнах были не простые стекла, а панели толщиной три дюйма из стекла и поликарбоната, которые не могла пробить даже высокоскоростная винтовочная пуля.
Усиленные дверные и оконные рамы были настолько прочными, что ручным домкратом их было не высадить. Открывались лишь немногие окна и то не полностью.