Способности проявлялись у людей в среднем в 15 лет (плюс-минус пару лет). Уже с самого детства, буквально со школьной скамьи, каждого проверяли на «качество» этих самых способностей. Но даже больших запасов маны было недостаточно. Больше ценился талант — умение контролировать свои силы, знание заклинаний и опыт в магическом мастерстве, который накапливался в течение жизни.
Талант проявлялся не только в боевой магии — ценилась и так называемая «прикладная». В мастерских Арканополиса трудились инженеры-чародеи, чьи изобретения приводили в движение целые кварталы: самонастраивающиеся мостовые, меняющие маршрут по требованию, или фонтаны, чьи струи танцевали в такт прохожим. Алхимики выводили новые сорта зерна, дающие урожай трижды в год, а архитекторы-строители строили дома, которые сами в себе ремонтировали трещины в стенах. Даже в обычных магазинах, лавках продавцы использовали «говорящие» ценники — крохотные искусственные духи-хранители, шептавшие покупателям о скидках.
В этом городе с магией было связано всё: спорт, культура, искусства и даже общественный транспорт.
Особенно почитались мастера «живого искусства». В театрах иллюзионисты создавали спектакли, где зрители становились участниками событий — можно было ощутить на щеке морской ветер из древних легенд или вдохнуть аромат цветов из забытых садов. Поэты-заклинатели писали стихи, которые буквально витали в воздухе золотыми буквами, а музыканты играли на инструментах, настроенных на эмоции публики.
Популярнейшей игрой считался «небесный регби» — команды сражались не на земле, а на парящих платформах, используя гравитационные заклинания.
Культура тут пронизывала каждый камень. Уличные художники рисовали картины, которые оживали на закате, рассказывая прохожим истории. В кафе подавали «настроенческие» напитки — глоток лавандового чая мог подарить умиротворение, а шоколадный мусс заряжал энергией на весь день.
Но за всей этой красотой скрывалась жестокая правда — чтобы заниматься искусством или наукой, требовалось не только дарование, но и признание Совета. Без их печати даже самый гениальный творец оставался никем, обречённый ютиться в подворотнях "Внешнего кольца", где магия тускнела, как догорающая свеча.
"Внешним кольцом" - назвали самые бедные районы города, буквально находящиеся за стенами. Там процветала преступность, подпольная торговля и черные рынке. Внешне эти районы выглядели как понастроенные друг к другу множество жилых домов. С виду - ничего особенного, но жилось там очень сложно.
— Кай! — окликнул его дядя Рич, когда парень уже стоял в дверях.
— Да, дядя? — обернулся юноша, задерживаясь на пороге.
— Если хочешь, можешь остаться дома... Сегодня ведь памятная дата. — В голосе мужчины звучала затаённая грусть, а во взгляде читалось беспокойство.
— Спасибо, но сегодня важный тест — пропускать нельзя. — Кай выдавил лёгкую улыбку, стараясь выглядеть спокойным.
— Ладно, тогда удачи! — Рич сделал шаг вперёд, поправляя галстук.
— До вечера! Если всё сдам — готовишь ты! — с напускной дерзостью бросил Кай, изо всех сил изображая нормальность.
— Если получишь "отлично" — закажем даже пиццу, — пообещал дядя, и его лицо озарилось тёплой, искренняя улыбка.
За три года, прошедшие с той роковой трагедии, Кай преобразился до неузнаваемости. Из хрупкого мальчишки он превратился в крепко сложенного юношу с широкими плечами и жилистыми руками - результат упорных тренировок, которыми он пытался заглушить душевную боль. Его зелёные глаза, цвета морской волны, приобрели странную глубину и холодноватый отблеск, будто за стеклянной преградой. Когда он смотрел на кого-то слишком пристально, людям становилось не по себе - в этом взгляде читалось что-то дикое, неукротимое.
Чёрные как смоль волосы, чуть длиннее принятого, падали на лоб непослушными прядями. Лицо с резкими скулами и упрямо сжатыми губами могло бы считаться красивым, если бы не застывшая на нём маска отчуждения. Уголки губ были слегка приподняты в постоянной полуухмылке - не то вызов миру, не то защитная гримаса.
Шрамы - и физические, и душевные - только подчёркивали его особенность. Тонкие белые линии на руках и шее, оставшиеся после того дня, он никогда не пытался скрывать. Напротив, будто бросал вызов: "Да, я выжил. Вам это не нравится?"
Однако эта внешняя "агрессия" была обманчива. В школе он передвигался тихо, как тень, стараясь не привлекать внимания. Его плечи инстинктивно ссутуливались, когда рядом появлялись одарённые ученики, будто он физически ощущал их превосходство. Руки, такие сильные на тренировках, в классе беспокойно теребили край рубашки или карандаш - единственные признаки нервного напряжения, которые он не мог контролировать. Да и разговаривать он ни с кем особо не любил, отвечая лишь короткими фразами.