Кай приподнял майку, обнажая торс, покрытый сине-багровыми разводами. Кожа на ребрах была натянута, как пергамент, а в центре каждого синяка проступали алые точки – лопнувшие капилляры. Врач присвистнул, проводя пальцем в сантиметре от кожи. Его ноготь, желтый от никотина, дрожал едва заметно.
— С лестницы упал. — единственное что придумал парень.
— Лестница, говоришь? — он фыркнул, доставая из чемодана пузырек с мутной жидкостью. При встряхивании внутри заплясали серебристые искры. — Знавал я такие лестницы. В восьмидесятом году один детина тоже с нее падал — только у него следы от наручников на запястьях были. А в остальном, синяки как "брат-близнец" твоих.
Ладонь врача внезапно озарилась болотным светом. Зеленоватые прожилки маны поползли по его венам, собираясь в центре ладони в пульсирующий шар. Когда он прикоснулся к самым темным синякам, кожа Кая зашипела, выпуская струйки пара с запахом горелой плоти. Боль была острой, но краткой – будто кто-то выдергивал раскаленные иглы из мышц.
—Видал таких, как ты, — врач говорил, перебирая ребра, будто клавиши расстроенного пианино. Его мизинец с обломанным ногтем нащупал трещину в четвертом ребре. — Не лечись – срастется криво. Дышать потом будешь, как паровоз в тоннеле. Хотя, может обойдется...
Из чемодана он выудил ампулу с густой черной массой. При раздавливании между пальцами субстанция засветилась фиолетовым, превращаясь в паутину из светящихся нитей.
— Держись, щенок, – предупредил он, прежде чем вдавить эту паутину в трещину. Каю показалось, будто в грудь вонзили раскаленный лом. На секунду мир побелел, а в ушах зазвенели колокола.
Когда сознание вернулось, врач уже закручивал жгут на его предплечье, куда капала густая жидкость цвета ржавчины.
— Гемостабилизатор. Чтоб печень не отвалилась от той дряни, что я тебе вколол.
Его ладони снова засветились, но теперь свет был холодным, голубоватым. Прикосновения стали мягкими – будто кто-то прикладывал к коже кусочки льда, которые таяли, оставляя за собой онемение. Синяки на глазах бледнели, превращаясь из лиловых в желтоватые.
— Завтра начнет ломить кости, – предупредил врач, вытирая руки о халат. На ткани остались бурые пятна. — Не пугайся – это магма-гель вытягивает осколки чужой маны из мышц. К полуночи будет тошнить. Если рвать начнет черным – звони в скорую. Хотя... – он окинул взглядом комнату, — в твоем случае лучше сразу заказывать гроб.
Он захлопнул чемодан, оставив на тумбочке три ампулы с разноцветными жидкостями.
— Красную – если температура под сорок. Зеленую – если моча с кровью пойдет. Синюю... – он усмехнулся, показывая отсутствующий клык, — ...если решить захочешь, что жить надоело. Уснешь без мучений. — не найдя нужный испуг в взгляде парня, врач все равно добавил — Шутка... Обезболивающие, просто для крепкого сна.
— Тебе очень повезло, что нет переломов. Но я бы всё равно посоветовал обратиться в больницу и пройти обследование. — Звучал в словах итог всех действий.
— Спасибо, но у меня нет возможности лечиться в больнице. Слишком дорогое это удовольствие, — с лёгкой язвительностью ответил парень, хотя это тоже было неправдой.
— Как знаешь. Твоё дело. Свою работу я выполнил.
Абсолютно спокойно, даже не поинтересовавшись именем пациента, медик забрал плату и покинул квартиру Кая, не задерживаясь ни на секунду.
Первые три дня прошли в тумане боли и полузабытья. Кай спал урывками — каждый поворот на матрасе будил его острым прострелом в рёбрах, а малейшее движение руки отзывалось ноющей тяжестью в плече. По утрам он просыпался с ощущением, будто его переехал грузовик, а кожа на спине и боках покрылась багрово-синими разводами, похожими на гниющие плоды.
На четвертый день он впервые смог дойти до ванной без помощи стен. Зеркало показало измождённое лицо с запавшими глазами, обрамлёнными тёмными кругами. Щека, куда пришёлся тот самый магический удар, всё ещё сохраняла неестественную синеву, а губа была рассечена и припухла. Кай аккуратно провёл пальцами по лицу, ощущая под кожей твёрдые уплотнения — глубокие гематомы, которые ещё долго не рассосутся.
Он набрал в ладони холодной воды и умылся, стирая с лица остатки вчерашнего пота. Вода, стекая по шее, окрашивалась в розоватый оттенок — где-то на теле ещё сочились микротрещины, не зажившие до конца.
К вечеру пятого дня боль в мышцах наконец начала отступать, превращаясь из острой в тупую, но терпимую. Кай смог разогреть консервы на плите — первый нормальный приём пищи за всё это время. Ел медленно, ощущая, как каждый кусок даётся с трудом: челюсть всё ещё ныла от того удара, который он пропустил в схватке.