Единственный выход — позвонить Ричу. Руки тряслись так, что трижды промахивался мимо кнопок. Гудки. Знакомый голос. Кай, спотыкаясь на каждом слове, выдавил из себя обрывки фраз, пытаясь объяснить необъяснимое.
— Кай, слушай меня внимательно! — резко оборвал его Рич. — Где ты сейчас? Точно адрес! — услышав нужное, продолжил, — Вызывай полицию. Тебя отвезут в участок. Я буду через час.
Пока он ждал, шагал вдоль улицы, потом кругами, пытаясь заглушить панику. Шаг. Еще шаг. Ноги подкосились — опустился на ступеньки, сжавшись в комок. Раскачивался, как маятник, чувствуя, как страх медленно переплавляется в ярость. Дрожь прошла. Слезы высохли. Осталось только холодное, нечеловеческое бешенство. Сердце стало биться с новой силой, уже не от страха, так, будто рвалось наружу. Взгляд стал острым, как бритва. "Дайте только шанс — и я сотру этот мир в пыль."
Его привезли в участок - серое бетонное здание стоящая в центре улицы. Внутри пахло дезинфекцией, потом и чем-то затхлым, как в подвале. Комната допросов оказалась крошечной, с обшарпанными стенами, покрытыми царапинами и пятнами неизвестного происхождения. Посередине стоял металлический стол, прикрученный к полу, с двумя стульями по обе стороны. На потолке тускло мигала люминесцентная лампа, издавая противный гудящий звук. Зеркало в дальнем углу - наверняка одностороннее - отражало его бледное лицо с синяком под глазом.
В комнату вошли трое. Первый - Шон, высокий с плечами как у быка, квадратной челюстью, покрытой трехдневной щетиной и волос на голове практически нет. Его маленькие свиные глазки смотрели на Кая с откровенным презрением, а уголки губ были намертво застыли в кривой ухмылке. Полицейский постукивал толстыми пальцами по столу, оставляя жирные отпечатки на металлической поверхности.
Второй - Тарвин, почти такого же роста, но более жилистый. Его лицо напоминало топор - острые скулы, узкий подбородок, тонкие губы, которые сейчас растянулись в улыбке, обнажая желтые от никотина зубы. Он расхаживал по комнате, его поношенные ботинки скрипели по линолеуму, оставляя грязные следы.
И капитан, который не представился, - низкорослый, с огромным животом, выпирающим из-под мундира. Его лицо напоминало сырое тесто: бледное, одутловатое, с мешками под маленькими глазками-щелочками. Когда он говорил, его двойной подбородок дрожал, а изо рта пахло дешевым виски и чесноком. На его мундире красовалась блестящая заколка для галстука в виде орла - единственная чистая вещь во всем его облике.
Наручники впились в запястья Кая так сильно, что кожа под ними побелела, а потом начала синеть. Холодный метал на руках стал отдельной пыткой. Каждый раз, когда он пытался пошевелиться, наручники впивались еще глубже, вызывая резкую боль, которая расходилась по рукам волнами.
— Ну что, будешь молчать? — хрипло спросил короткостриженый, затягиваясь сигаретой.
Кай не ответил. Уже рассказал все, что видел. Полицейский вздохнул, взял полупустую бутылку с водой — и резко ударил по растопыренным пальцам. Боль, острая и жгучая, пронзила мозг. Зубы сжались до хруста. На глазах навернулись слезы. Резкая, неприятная, противная боль. Но это было только начало. Жесткие ребра бутылки врезались в фаланги снова и снова, пока кожа не покраснела, оставляя кровавые подтеки. Кулак врезался в солнечное сплетение — тело согнулось в судороге, но наручники дернули руки назад, выворачивая плечи. Далее удар бутылкой с размаху по голени, заставив мышцу сжаться в болезненном спазме. Пальцы онемели, но Кай молчал, стиснув зубы до боли в челюстях. Агония даже притупляла ад в голове, спровоцированный бурными мыслями и смятением. Пластик скользнул вдоль ребер, вдавливая твердую крышку в бок, между пятым и шестым, потом резко ударил по почкам — волна тошноты накатила вместе с пронзительной болью. Кто-то методично сдавливал горло, мягко, практически нежно, чтобы не оставлять на шеи следов, перекрывая кислород ровно настолько, чтобы в глазах поплыли черные пятна, прежде чем отпустить.
(Пояснение: стандартная практика "допросов". Бутылка — чтобы не оставлять следов. Кая пытали с полчаса такими методами: отбивали кончики пальцев, солнечное сплетение, голова, затылок — больно, но не смертельно. Иногда, если совсем кто упрется, пускали в ход магию — но редко. Слишком заметно.)