— Он что, всю слободу купил? — спросил Петро, вспомнив давний ночлег с Андреем Чигрином в уютном сеннике Остапа Мандрики. До сих пор еще перед глазами стояли беленная известью хата приветливого слобожанина, неогороженные левады, поросшие кустами мелколесья широкие овраги, где в густой траве зрело огромное множество ягод. Будто дохнуло терпким запахом лугов, на которых косили черные от летнего загара половичане.
— А зачем ему покупать? — поднял исклеванное оспой лицо Перейма. — Велела царица строить город — вот и строит. Разве лишь за старую хату дадут какой-нибудь грош хозяину, а землю князь и так своей считает, слышали же, как он называется — наместник, то есть саму императрицу Екатерину замещает здесь, — ткнул вниз коротким узловатым пальцем. Петро слушал тихий, воркующий голос седого боцмана, а у самого не выходило из головы, как они с Чигрино покинув тогда Половицу, едва не попали в новую беду.
...Понравилось им тут, у Днепра, — не так печет солнце, как в степи, сладкой земляники от пуза, воля, которой они так жаждали. Может, потому и не спешили, как и советовал Остап Мандрика, в Новоселицу наниматься в чужую упряжку. Пошли вдоль берега вниз, выменивая у крестьян и рыбаков харч за плетеные корзинки. Так и шли, пока не очутились напротив большого, покрытого лесом острова, тянувшегося версты на четыре вдоль берега. Он сразу же привлек их внимание. Сизые, будто задымленные, лозняки, развесистые дубы и ольха, заросли ежевики, дикого винограда и хмеля манили к себе прохладой, уютом, той дикой таинственностью, которая всегда разжигает мальчишескую фантазию.
До песчаной косы острова было саженей тридцать, не больше. Проплыть с одеждой на голове такое расстояние не представляло трудностей. Но когда оказались на острове, увидели, что он не безлюдный, как думали. На опушке между дубами и осинами виднелась. хата под гонтом с загоном для скота и деревянной ригой на столбах — наверное, в половодье невысокий остров затопляло.
Они даже обрадовались этой хате. Значит, можно будет пожить на острове, размышляли вдвоем, если хозяин даст им пристанище. А они отработают за это, ведь все умеют делать.
Хозяин — короткошеий, горбатый человек (один глаз у него был широко открыт, даже вытаращен, а другой все время прищурен), сразу же согласился взять их к себе в «помощники» — так и сказал. Накормил их, отвел в ригу, закрыл дверь и, хотя солнце еще висело над кручами, сказал, чтобы ложились («там, на помостье, рядна и тряпки») и хорошо выспались, потому что ночью разбудит их на работу.
Они терялись в догадках, что же это за ночные дела у хозяина, в чем они ему будут помогать здесь, на острове? Андрей заверял, что будут ловить рыбу, которая якобы ночью поднимается на поверхность, и тогда ее легко бреднем тащить на берег. Он же сомневался, потому что не видел на подворье этого человека никаких рыбацких причиндалов, да и сам хозяин почему-то не представлялся ему рыбаком.
Хотя и не привыкли они ложиться засветло, утомленные дорогой, не заметили, как и уснули. Когда же хозяин разбудил их, было уже темно. Над островом стояла тишина. Даже сверчки умолкли в траве. Только волны плескались на песчаных косах да иногда глуховато пугукал сыч на каком-то дереве. Горбун дал каждому по куску толстой веревки, вывел их еле заметной в густых зарослях тропинкой к реке и, нырнув в прибрежные кусты, вытащил оттуда крепко сколоченный плот. Втроем они столкнули его на воду и погнали, орудуя длинными шестами, к берегу.
Дальше происходило что-то удивительное и непонятное. Приказав молчать и не поднимать шума, хозяин повел их в балку, где за загородкой паслись телята и годовалые бычки. Здоровенный пес, охранявший загон, взлохмаченным клубком метнулся под ноги, но, приблизившись к горбуну, заскулил, упал на передние лапы и начал ластиться, хотя в их сторону посматривал настороженно.
Мягкой, кошачьей походкой человек подкрался к одному молодому бычку, осмотрел его со всех сторон, провел ладонью по спине и, велев спутать веревками его задние и передние ноги, умело повалил на землю. Петро успел заметить, как сверкнул в руке сгорбленного хозяина нож, почувствовал, как дернулся притиснутый коленями к земле бычок. В груди у Петра похолодело. Со страхом ждал, что вот-вот брызнет из перерезанного горла бычка кровь и обмякнут его упругие бока. Но крови не было, бока вздымались, и, когда горбун, поколдовав над поваленным животным, выпрямился и шепнул, чтобы сняли путы, бычок тоже встал на ноги и, взбрыкнув, побежал прочь.
Они спутали для хозяина еще нескольких бычков и вернулись на остров перед самым утром. Долго не могли уснуть, обдумывая необычную ночную работу. Не сомневались, что принимали участие в каком-то жульничестве, поэтому договорились, что утром попытаются незаметно исчезнуть. Но до самого вечера им не удавалось осуществить свой план. Молчаливый хозяин не спускал с них прищуренный цепкий глаз, а когда легли спать — запер дверь риги снаружи. Плохо знал он своих неожиданных «помощников». Что для них — худющих, ловких, жилистых — был железный крючок на двери! Оторвали одну дощечку под крышей, чтобы пролезли голова и плечи, и выбрались по одному из запертой западни-риги.