ГЛАВА 16.
Доу
— Зачем все это? — спросила я, пялясь на тарелку с нарезанными мясом и сыром.
— Фигня для сэндвичей, — ответил Кинг, передавая мне хлеб.
— Да, это я вижу. Но почему мы делаем сэндвичи на причале?
Мне было интересно, какая причина стояла за всем этим. Кинг не был похож на парня, любившего устраивать пикники на пристани, и неважно в какой ситуации. Плюс за все то время, что я провела с Кингом, он ни разу не приготовил что-нибудь для меня. И даже не поел вместе со мной.
— Потому что сегодня прекрасный день для того, чтобы провести его на свежем воздухе, и кстати, кому, бл*дь, не нравятся сэндвичи? — Кинг сел на один из пластиковых стульев, окружавших деревянный стол, прикрученный болтами к настилу, чтобы тот не улетел во время урагана. — И к тому же Преппи сказал… Не знаю. Просто налетай.
— От такого количества еды даже лошадь подавится, — произнесла я, осторожно выбирая индюшиное филе и бекон для своего сэндвича.
— Ты когда-нибудь видела, как лошадь давится майонезом? — спросил он.
— Вполне возможно. Я просто не помню этого.
Я схватила пригоршню читос из пакета и посыпала ими свой сэндвич, раскрошив их между ладонями. Кинг начал вытаскивать из-под меня стул, чтобы подвинуть его ближе. Он помахал мне, чтобы я села рядом с ним.
И теперь не только подлокотники прикасались друг к другу, но и наши руки.
— Как это? — начал он, открывая банку пива и протягивая ее мне.
— Ты о чем? — уточнила я, положив свою бумажную тарелку на колени.
— Не помнить ничего. Я все думаю об этом, но не могу даже представить.
— Это… — я порылась в своей голове в поисках подходящих слов, но лишь одно крутилось в ней снова и снова. — Пустота.
— В тебе столько много качеств, щенячьи глазки, но пустота явно не одно из них, — Кинг заправил непослушную прядь волос мне за ухо.
— Неужели? Тогда скажи мне, кто я, потому что я не могу думать о чем-то, что не сокрыто в моей памяти, — я вонзила зубы в свой сэндвич, и кусок получился такой большой, что почти полностью заполнил мой рот.
Кинг прыснул со смеху:
— Ну, для начала… Ты причудливая.
— Причудливая?
— Щенячьи глазки, а кто сейчас посыпал свой сэндвич читос?
— Правильно подмечено. Ладно, причудливая. С этим можно жить. Продолжай. Что еще ты, думаешь, знаешь обо мне?
— Ну, ты смелая. Храбрая даже. Я бы рискнул и посмел бы назвать тебя дохера дерзкой. Ты по три часа думаешь, прежде чем что-то сказать. Ты задаешь слишком много е*аных вопросов. У тебя ямочка на левой щеке, которая появляется, когда ты улыбаешься, но на правой щеке она появляется, только когда ты в ярости, — смущение обожгло мне щеки, будто я стояла возле костра. — Твои шея и лицо краснеют, когда ты стесняешься. Начиная с шеи. Вот отсюда, — Кинг легонько приложил ладонь к моему горлу. — Потом поднимается к щекам, — он едва коснулся моей челюсти большим пальцем, — а после подбирается к ушам.
Он наклонился и губами всосал мочку моего уха, путешествуя языком по чувствительной плоти на ушке и посылая искры вниз по всему моему телу. Соски затвердели и уперлись в ткань рубашки.
Кинг подавил смешок и притянул меня к себе:
— Поэтому не говори, что ты пустая, щенячьи глазки, потому что в тебе есть все, кроме пустоты, — в его глазах зародился шаловливый огонек. Нечто, чего я раньше не видела. — А еще я думаю, что ты самый интересный человек, которого я встречал в своей жизни.
— Спасибо, — ответила я. — Но перестань представлять, как бы ты чувствовал себя, не имея воспоминаний. Тебе повезло, что ты знаешь, кто ты и где твое место.
Кинг оторвал этикетку от банки с пивом и вздохнул:
— Иногда мне хочется не знать.
— Что ты имеешь в виду?
— Если бы у меня был выбор — проснуться завтра и не помнить, кто я, все то совершенное дерьмо и оставленных мной в прошлом людей— я бы сделал это. Я мог бы просто начать заново. Быть кем-то другим.
— Я не хочу, чтобы ты был кем-то другим, — вырвалось у меня, и я прервала его признание.
— Ты должна ненавидеть меня, — произнес Кинг, убирая тарелку с моих колен и ставя ее на стол. — На твоем месте я бы меня ненавидел.
— Я думала, что ненавидела.
— А теперь? Что ты теперь обо мне думаешь? — спросил Кинг, наклоняясь ближе.
— Думаю, ты самый упертый, заносчивый, раздражительный, несносный, сложный и красивый мужчина, который ходил по этой земле.
— Я считаю тебя тоже красивой, — выдохнул Кинг.
Одним ловким движением он стащил меня с моего стула и усадил к себе на колени.
Его руки только скользнули в мои волосы, когда со стороны мангровых зарослей послышался будоражащий грохот.