Я смахнул ужасное насекомое рукой. Комар неуклюже упал на землю, попытался встать, но тут в него вцепилась выскочившая из ниоткуда многоножка. Я думал, она отпрыгнет от страшного комара, как черт от ладана, но она принялась с аппетитным хрустом его пожирать. Оказывается, есть и такие твари, которые жрут цианид, удивился я.
Вот бы мне так. Я представил, как мы сидим в Реакторе, и я небрежным голосом заказываю официанту:
— Стакан цианида. Да покрепче, браток.
Бичи в «Реакторе» попадали бы от изумления.
К вечеру, найдя уютное место под сенью старого дерева на берегу небольшой реки, Крез бросил ранец, сел на него и закурил уизон.
Я начал искать пакет с баночками съедобных концентратов, но не нашел. Кажется, мы забыли его на стоянке. Я поведал об этом Крезу, но он улыбнулся.
— Землйячок. Я его выкинул. Нечего жрать всякую химию, когда рядом — природа.
Я сглотнул голодную слюну и оглянулся в поисках природы. Да, она была тут, рядом — вонючие гнезда, юркие многоножки, прыгучие кузнечики, цианидные комары.
Оставалось поискать на берегу. На всякий случай я достал портативную удочку.
Песок был усеян маленькими шарами, состоящими из камней — домики раков Пидикулиза, сообщил биосканер. Правда, при ближайшем рассмотрении раков в них не оказалось — наверное они, как настоящие бичи, приходили в них только переночевать.
Оглядевшись, я заметил неподалеку лежавшую на песке голову ящерицы. Видимо, кто-то съел ее, но головой побрезговал. Я насадил ее на крючок и бросил в воду. Не успел я даже пошевелиться, как поплавок резко дернулся и утонул. Я с трудом вытащил повисшее на приманке большое членистоногое существо, покрытое таким количеством шипов, что было похоже на ежа. Оно мощно дернулось, согнув удочку почти пополам, но не желало отпускать добычу.
— Ого, — с одобрением прорычал Крез, уже державший наготове нож и котел. — Давай его сюда. Ути какой аппетитненький!
Я перенес удочку на берег, но существо и не думало покидать приманку и начало с хрустом пожирать ее. Похоже, оно никого не боялось, и это напрягало.
Ультиматр, — сообщил биосканер. — Пресноводный кинхаунтский краб. Неядовит, но очень агрессивен.
— Ха, — усмехнулся я и передал удочку Крезу. — Разбирайся с ним сам.
Крез взял краба за панцирь и навел нож для удара. Краб выпустил из клешней голову ящерицы и схватил Креза за палец.
— Ой! — сказал Крез, выпустил краба и сморщившись, взял палец в рот. — Ух ты, злюка.
Краб упал на песок, перевернулся и встал на всех своих десяти ногах, угрожающе поднял клешни и мерзко затрясся.
— Это краб! — сообщил я ему. — Кинхаунтский краб.
Решив, что недостаточно напугал Креза, краб метнулся к его ноге, щелкая клешнями, но Крез с хрустом пригвоздил его ножом к песку и поднял в воздух:
— Приятно познакомиться, краб, а я — Крёз. Кинхаунтский Крёз.
Все десять лап существа уперлись в нож и сняли себя с него — краб упал на песок и снова попытался атаковать.
— А есть-то его можно? А когда он умрет? — задал сразу два вопроса юный натуралист, протыкая краба ножом с другой стороны.
Несмотря на яростное сопротивление ультиматра, исход этого поединка был предрешен. В течение нескольких минут мы поймали одного за другим четыре больших краба, каждого из которых Крез умерщвлял новым способом, но быстродействующего так и не нашел. После того, как четвертый краб, уже мертвый, все-таки больно прищемил ему палец, Крез пришел в ярость и схватился за игломет. Тут я решил, что на сегодня хватит, и мы начали готовить костер на уютном пятачке сухого песка на берегу.
Ветки были смолистые, и костер быстро разгорелся. Вскоре вода в котле забурлила, и через несколько минут суп, имевший вкус вареной телятины с грибами, был готов, мы разлили его по мискам и стали прихлебывать, тщетно пытаясь не спешить.
Пока мы ели, солнце наконец окончательно упало за край горизонта, резко стемнело, и в этот момент в джунглях послышался нарастающий шум.
Шум перешел в крики, крики перешли в дикий визг и ор, как будто наступил конец света.
Я опустил миску и вперился глазами в джунгли — мне мерещилось, будто оттуда на нас идет что-нибудь типа цунами, заставляя все живое на своем пути вопить от смертельного ужаса. Крез продолжал жевать, глядя в сторону шума скучающими глазами, впрочем, я видел, что он немного подсобрался, явно готовый уронить миску и валить все, что движется и дышит.
Но через несколько секунд какофония стихла. Актеры ушли, спектакль кончился, зрители разошлись по своим делам — кто в нору, кто на ветку, кто охотиться за насекомыми, а кто охотиться за этими охотниками. Наступила ночь, и в этой ночи у каждого было свое маленькое дело.