- Ну конечно. Я родилась в 1884 году в Лондоне, Англия. Провела там свои ранние годы, прежде чем эмигрировать со своей семьей в Америку, когда мне было 15 лет. После войны я вернулась в Англию. Что касается братьев и сестер, переживших младенчество, в то время у меня было два старших брата, хотя они, конечно, давно умерли. Моя мать немного работала швеей, хотя в наши дни сказали бы, что она занималась домашними делами.
- Была домохозяйкой.
- О, точно. Домохозяйка. А мой отец был тележником.
- Тележником? Не могла бы ты объяснить, что это такое?
Тихий смешок.
- Он работал с тележками, в основном для фермеров. Делал их, чинил и тому подобное. Еще работал на фермах, особенно в последние годы своей жизни.
- И когда же ты стала... собой? Такой, как сейчас?
- Это случилось, когда мне было семнадцать. Мне посчастливилось встретить джентльмена постарше, мистера Каррингтона, и он позволил мне присоединиться к нему в новой жизни.
- Чтобы было ясно, ты имеешь в виду, что он превратил тебя в...
- ...в кого?
- Э-э-э, в вампира.
Она разразилась заливистым смехом.
- Вампира? Вот за кого ты меня принимаешь? Чеснок и кресты, никаких отражений и тому подобное? Такого не бывает...
- Ну я имел в виду, что ты, кажется, не постарела с тех пор, и у тебя есть некоторые неестественные, э-э, таланты.
- Тут ты прав.
- Так как же мы должны называть таких, как ты?
- Как вид, вы можете называть нас "нестареющими". Однако я должна сказать, что ни в одном из моих талантов нет ничего противоестественного. Просто теперь я стала другой. Лучше.
- Была ли какая-то особая причина, по которой он выбрал именно тебя?
- Полагаю, он был более чем увлечен мною...
- И я, конечно, понимаю, почему!
- Я вам нравлюсь, мистер Хаммингтон?
...
К тому времени, как запись подошла к концу, репортер уже давно понял, что никогда не опубликует свою историю, но его уже это не волновало.
Она превратила его из практически профессионального интервьюера (хотя было ясно, что у него был более чем профессиональный интерес к своей собеседнице) в жалкого суетливого придурка, по уши втрескавшегося в женщину, у которой он брал интервью, и жаждущего стать таким же нестареющим, как она.
Каким же болваном был этот Хэм. Я не мог себе даже представить, что у Кэсси может возникнуть желание обратить его. Меня лично раздражал один только звук его назойливого репортерского голоса. Она ни за что не захотела бы, чтобы он присоединился к ней. Просто позволила ему взять у себя интервью только для собственного развлечения. Это же было очевидно.
Кэсси явно просто дразнила этого тупицу. На самом деле он ей не нравился. Было приятно сознавать, что я не такой, что я действительно ей нравлюсь.
В отличие от Хэма.
В отличие от назойливого Джейка.
Да, конечно, она ранила меня, но это было только потому, что я ей очень нравился. На самом деле, было ясно, что ей нужен был повод, чтобы заставить меня остаться. Кэсс боялась потерять меня, вот почему повредила мне лодыжки.
Глупая девчонка. Все, что ей нужно было сделать, это попросить! К счастью, на самом деле все было не так уж плохо. Она не отрубила их или что-то в этом роде. Ноги заживут всего за несколько коротких месяцев. В отличие от придурка Хэма. Она разорвала его на куски!
Я то проваливался в сон, то просыпался, в голове проносились фантазии о нашей новой совместной жизни. Я представлял себе сценарии будущего, как мы с ней вместе охотимся, находим мужчин - или женщин? Было ли ей такое по душе? - И сводим их вместе, питаемся ими и играем с ними в самых интимных совместных переживаниях - трахаем и убиваем.
Это должно было быть здорово.
16. Кэсси
Потребовалась почти вся ночь, чтобы удовлетворительным образом избавиться от всего их дерьма. Это была одна из причин, по которой я позволяла себе так развлекаться только раз в год. Проблема с тем, чтобы по-настоящему отпустить себя, по-настоящему насладиться процессом, заключается в связанных с этим рисках. Каждый раз, когда вы берете очередную жертву, вы рискуете быть пойманным.
Не то чтобы кого-то из нашего вида когда-либо ловили. На счет этого существовали правила. Шансы всегда были очень малы, при условии, что мы были осторожны.
Но в ситуации, если кто-то из нас всерьез попался бы, рискуя быть разоблаченным, пришлось бы покончить с собой. Это было одним из правил.