— Да, — Софья промакнула лицо простыней. — Мне тоже кажется, что мой младший брат становится ещё более опасным, чем раньше. Когда он был маленьким засранцем, уже в то время мне хотелось его убить. А сейчас мне хочется его убить ещё больше. — царевна сверкнула глазами.
— Да, — Бандерас взял сухарь с маком, — обстоятельства могут сложиться таким образом, что он захочет отобрать у тебя твою корону.
— Моей короны ему не видать как своих ушей! Убей его, Вася!
— Для тебя, моя царица, я убью не только твоего родного брата, но и своего родного батю! — Бандерас кинул в дверь кинжал. Кинжал воткнулся в связку лука. Нижняя часть связки упала на пол.
Софья захлопала в ладоши.
Царь Пётр стоял на площади и стучал в барабан. К нему широкими шагами подошёл Меншиков с чёрной повязкой на глазу..
— Господин бомбардир, — отрапортавал Меншиков, — потешный полк к походу готов!
Шварценеггер встал во главн колонны. «Там-тара-рам!» — стукнул царь. — Ребята, за мной!
Колонна зашагала, поднимая пыль.
За кадром снова запел Мик Джаггер:
Впереди показался караван верблюдов.
— Ого! — сказал Пётр. — К нам едут турки!
Турки подьехали поближе.
— Кильманда! — поздоровался царь.
— Кильманда, русский! — турки сняли чалмы.
— А ну-ка скажите мне, турки, как живётся у вас в Турции?
— Нам туркам живётся в Стамбуле хорошо. В Стамбуле живётся плохо только православным христианам. Им живётся хуже, чем нашим собакам.
— Ах вы басурмане штопаные! Кто вам дал право угнетать русских христиан хуже, чем ваших собак?! Как вы посмели их обижать в вашей проклятой Турции?! — Шварценеггер повернулся к своим. — Ребята, слышали ли вы, что говорят тут эти засранцы?! Отомстим же за русских братьев, которым живётся хуже, чем турецким собакам! Ура! — Царь стащил купца с верблюда и ударил его лбом в нос.
Завязалась битва. Меншиков сиджел на толстом турке и пытался его задушить.
Шварценеггер, выломав из забора доску, бил ею турок по голове. Все остальные тоже дрались как могли.
Следующим эпизодом показывали Петра и его мать Наталью Кирилловну.
— Сегодня, мама, — сказал Пётр, — мы побили турок за то, что русским в Турции плохо живётся. Когда у меня будет много войска, я построю флот, чтобы отвезти войско в те страны, где русским живётся плохо, и сделаю так, чтобы русским жилось хорошо.
— Куда именно ты хочешь поехать, сынок, — спросила мама.
— Больше всего я хочу поехать в Швецию и в Грецию.
— Это хорошая идея, но больше всего бойся бояр. Из-за бояр русским людям плохо жить не только в Европе, но и в России-матушке. Бояре грязные и кровавые засранцы. Чувствует моё материнское сердце, что они готовят против тебя какой-нибудь коварный план.
— Хорошо, мама. Клянусь тебе, что я буду внимательно относиться к этим мужланам. Когда я подрасту, я скручу их в бараний рог, оторву им длинные бороды и заставлю курить американский табак!
Пётр поцеловал маме ручку и пошёл есть.
В трапезной сидел Меншиков.
— Мин херц, — Меншиков поклонился, — где ты был? Я тебя заждался. Очень хочется есть.
— Я имел разговор с моей мамой о серьёзных проблемах.
— Какие проблемы, мин херц?
— Нет проблем, — ответил Пётр и сел на лавку.
К нему на колени запрыгнула любимая обезьяна Сенька.
— Я очень люблю зверей, — сказал царь. — Для меня они совсем как люди.
Кушай, Сенька, гуся. — Пётр вытащил из горшка гусиную ногу и сунул обезьяне.
Обезьяна схватила ногу и жадно стала от неё откусывать.
— Приятно смотреть, как Сенька ест мясо!
Вдруг обезьяа закатила глаза, выронила кость и сама упала с колен.
Царь Пётр заглянул под стол.
— Сенька! Что с тобой происходит?!
Меншиков тоже залез под стол.
— Мин херц, кто-то отравил обезьяну Сеньку. У меня есть идея, что кто-то хотел отравить тебя Питер, а отравил бедную обезьяну Сеньку.
— Проклятые бояре! — зарыдал Пётр. — Я знаю, что это дело их рук!
— Я хочу сказать тебе, гер Питер, что это дело не только их рук, но и рук твоей старшей сестры царевны Софьи и её парня князя Васьки Голицина.
— Не может быть! Я не могу поверить! Я знаю, что она не любит меня, но я не думал, что дело зашло так далеко!
— Я узнал точно, что это дело их рук. Мне сказал об этом князь Ромодановский, который подсматривал за ними в бане. И это ещё не все. Ещё у меня есть мнение, что тот засранец, который выколол мне глаз, не был сумасшедшим торговцем рыбой — этот сукин-сын тоже человек Софьи и Васьки!
— Мать твою! Я отомщу Софье, Ваське, боярам и всем врагам русского народа везде!
Царь Пётр и Меншиков сидят на берегу Москвы-реки и ловят рыбу.
— Есть у меня, Александр, мысль. Поймать большую щуку, надеть ей на жабры золотое кольцо и на кольце написать, когда эта щука попалась. Щуку после этого не варить в рыбном супе и не делать из неё начинку для расстегаев, а отпустить назад в реку.
— Зачем это вам надо, гер Питер?
— Интересно будет потом её поймать снова и обнаружить, что это старая знакомая.
— Да, — согласился Меншиков. — Это было бы интересно… А помните, мин херц, как я вас здесь спас, когда вы чуть не утонули?
— Да, — сказал Пётр, — разве такое забудишь. Я тогда чуть не умер. — Шварценеггер закурил сигару.
— Как все русские люди, — сказал Крамаров, — я верю, что есть такая золотая рыба, которая может исполнять любые три желания рыболова. Что бы вы хотели, гер Питер, попросить у этой рыбы, если она попадётся к вам на крючок?
— Я бы хотел, — царь выпустил дым, — надрать задницы боярам, для того чтобы в России была абсолютная монархия. Это раз. Прорубить окно в Европу.
Это два. А для души я хотел бы полюбить самую прекрасную девушку.
— С моей точки зрения, у вас великолепные желания, — Меншиков поплевал на червя. — Как все русские я верю, что если поплевать на червя, то на него клюнет рыба.
— А что хочешь ты, Александр, если поймаешь золотую рыбу?
— Я хочу то же самое.
— Для того, чтобы надрать задницы боярам, нужно иметь то, чего у них нет.