Г о л о с л а к е я. Если бы я мог убить его в эту минуту! Вот когда я понял, что такое классовая ненависть!
Г о л о с г е н е р а л а. Во мне тогда боролись противоречивые чувства. Я не хотел, чтоб мой поступок был понят как личная месть. Но ведь это был не только мой враг. Как упустить такого опасного зверя…
Мы слышим этот диалог на сверхкрупном плане — двух пар глаз.
— Ну, в чем там дело? Потрудитесь пропустить нас! — раздраженно говорит лысый полковник.
Но Семен стоит неподвижно, преграждая винтовкой путь.
Г о л о с г е н е р а л а. Мне не пришлось ничего говорить. Заговорщиков тотчас опознали.
Вокруг задержанных Семеном офицеров собрались солдаты. Слышатся угрожающие выкрики.
— Вы арестованы! — говорит Николай Игнатьев. — Сдайте оружие!
Офицеров окружают солдаты.
Сразу потухнув, с полным безучастием Сергей дает себя обезоружить.
Кирилл Бороздин подходит к Игнатьеву.
— Как уполномоченный Временного правительства я одобряю ваши действия…
Сергей вскидывает на Кирилла взгляд, но тот не смотрит в его сторону.
— Проститутка… — говорит Сергей, в то время как ему связывают ремнем руки за спиной.
— …и от имени Временного правительства благодарю вас, — говорит Игнатьеву Кирилл.
— Ну, тогда я буду спать спокойно, — насмешливо отвечает Игнатьев, — а то я все мучился, не рассердится ли Александр Федорович…
Бороздин делает вид, что не понял насмешки.
— Вот кого благодарите… — указывает Николай на Семена. — Если бы не товарищ Востриков, ехали бы уже их величества за границу…
— Пойдемте, — предлагает Кирилл, — нужно объявить народу.
Они выходят из дворца.
Народ, заполнивший двор, замирает.
— Товарищи! Гражданин Романов никуда не сбежал, он находится здесь — его предъявили вашим представителям!
Выкрикивает, как на митинге, Кирилл Бороздин:
— …Благодаря революционной бдительности рабочих и солдат побег бывшего царя за границу предотвращен!
Николай Игнатьев с иронической улыбкой наблюдает за Кириллом.
— Ура! — кричат в толпе.
— …И вот кому персонально мы обязаны… вот кто предупредил о готовящемся преступлении… — Кирилл протягивает руку Семену. — От имени революции, товарищ Востриков, выражаю вам благодарность.
Кирилл отстегивает со своей гимнастерки офицерский георгиевский крест и прикрепляет его к груди Семена рядом с двумя солдатскими.
— Мы уйдем, а Николай все равно сбежит!.. — кричит бородатый солдат.
— Здесь у него все свои!
— Мы не верим им!
Игнатьев поднимает руку. В толпе устанавливается тишина.
— Изменническая охрана дворца, — говорит он, — снимается. Ее заменяют революционными частями.
— Ура-а-а!..
— Участники монархического заговора арестованы, — продолжает Николай, — и предстанут перед судом народа…
В толпе крики:
— Сейчас судить!
— Расстрелять!
— …Спокойно, товарищи! Никакого самосуда мы не допустим. Революционному народу это не пристало.
— Товарищ Востриков, — обращается Игнатьев к Семену, — принимайте арестованных. Доставьте их в полк. Отвечаете головой.
Семен подходит к группе арестованных офицеров, окруженных конвоем. Среди них Сергей и лысый полковник.
— За мной!
Офицеров ведут сквозь бурлящую толпу. Конвой с трудом сдерживает напирающих со всех сторон людей.
Арестованных вталкивают в грузовик. Заставляют сесть на пол.
Машина уезжает. Вслед ей несутся проклятья.
Мы видим лицо Сергея.
Через борт грузовика он смотрит на бушующую толпу.
…Вдребезги разлетается упавший на пол бокал.
Лакей, очнувшись от воспоминаний, быстро наклоняется и подбирает осколки стекла.
Мы снова во французском ресторане.
— Что с вами сегодня? — говорит лакею, перегнувшись через стойку, месье Борель, хозяин ресторана. — Делаю вам замечание.
За дальним столиком в углу ресторана поднимается огромного роста французский моряк с густыми черными усами.
— Господа! — произносит он раскатистым басом. — Среди нас находятся русские. У них сегодня большой праздник — годовщина революции. Я хочу выпить глоток вина за их здоровье.
В зале поднимается невообразимый шум. Одни посетители бросаются к русским, пожимают им руки, обнимают: другие встают и поднимают свои бокалы.
Месье Борель тоже поднимает стакан вина над стойкой.
Несколько человек, демонстративно отвернувшись, продолжают сидеть на месте.