Старуха бросается к Котовскому.
— Сынок! Прости его! Не губи…
Котовский молчит.
С т а р у х а. Будь они прокляты, эти часы… Не губи человека, прости… Сынок…
К о т о в с к и й. Я бы простил, мать… Мне его очень жалко. Но фирма у нас такая — пачкать ее нельзя никому. За это — смерть. Иди, мать, иди.
Стреляет. Пупсик падает замертво.
К о т о в с к и й. Зарыть его, как собаку, и написать: «Мародер»… Можно разойтись.
Запыленный всадник, курносый парнишка Костя осаживает коня.
К о с т я. Кто тут будет Котовский?
К о т о в с к и й. Я.
К о с т я. Получайте. (Передает пакет.) Товарищ Котовский, мне сказали в штабе, что вы меня тут оставите, у себя.
К о т о в с к и й. Оставайся. Поди пообедай.
Вскрывает пакет.
Костя отводит коня, привязывает повод к церковной ограде.
За оградой дымит походная кухня. Возле кухни несколько красноармейцев. Кашевар наполняет котелки. Получив свою долю, красноармейцы расписываются в тетрадке. Подходит всадник.
К о с т я. Здоро́во!
Г о л о с а. Здоро́во!
— Здоро́во!
К а ш е в а р. Новичок?
К о с т я. Ага.
К а ш е в а р (подает ему котелок). Расписывайся!..
Заглядывает в тетрадку, забирает у новичка котелок, выливает еду обратно в котел.
— Под крестики не даю.
К о с т я. Что же, я голодный буду ходить?
К а ш е в а р. Расписуйся. У нас такой приказ. Твоя как фамилия?
К о с т я. Константин Федорович Пролетарский.
К а ш е в а р. Ого. Держись. Фамилию сам придумал?
К о с т я (с достоинством). Сам.
К а ш е в а р. Та-ак… теперь сам учись, как ее писать.
За Костей стоит Мельников. Он протягивает свой котелок кашевару и покровительственно похлопывает Костю по плечу.
М е л ь н и к о в. Ничего, не бузи. Мы тебя тут грамоте враз обучим.
Г о л о с К р е ш ю н а. Мельников!
М е л ь н и к о в. Я, товарищ командир.
К р е ш ю н (сдерживая ярость). Обедать собрался?
М е л ь н и к о в. Ага.
Крешюн. «Ага»! Вот я тебе сейчас оторву голову, тогда посмотрим, как ты будешь обедать!
Но Мельников не пугается, видно, что все привыкли к крешюновской манере выражаться. Спокойно спрашивает:
— Что ж я сделал, Степан Иванович?
К р е ш ю н. Не «сделал», а «не сделал»… именно как раз не сделал того, что должен был сделать.
М е л ь н и к о в. Извиняюсь, Степан Иванович, я что-то не понимаю.
К р е ш ю н. И ты еще извиняешься, боец моего эскадрона!.. Сам пришел за харчами (повышает голос), а бессловесная животная мучается. (Кричит.) Коня кормил?!! Говори — кормил коня? Только про свое пузо думаешь?!!! У, дьявол… Марш к коню, и не попадайся мне на глаза…
Вдруг раздается резкий звук трубы.
Быстро собираются бойцы к Котовскому. Он стоит, окруженный штабом, держа в руках полученный приказ. Комбриг окинул взглядом бойцов.
Наступает тишина.
К о т о в с к и й. Товарищи! Нас окружили. Деникинцы и петлюровцы зажали нас в мешок. Махновцы и другие кулацкие банды нападают на наши части с тыла. Мы получили приказ уходить отсюда, пробиваться на север, к Щорсу. Я не хочу скрывать от вас, что это будет тяжело, что нам предстоит трудный путь, неравные бои. Но другого выхода нет. Мы должны выйти из окружения, сохранив свои силы.
Г о л о с. Товарищ комбриг!..
К о т о в с к и й. Что?
Г о л о с. От Днестра, значит, нам уходить?..
К о т о в с к и й. Да, товарищи, уходить. Верст пятьдесят мы пройдем вверх по реке, а там свернем на Жмеринку. Другой дороги у нас нет, да и эту придется пробивать силой. Готовьтесь, товарищи, утром выступаем.
Ночь. Спит село.
Спят бойцы в хатах, в клунях, во дворах под тачанками. Бесшумно ходят караульные, охраняя лагерь.
Сразу за селом крутой обрыв к реке. Караульный проходит над обрывом и вдруг вскидывает винтовку:
— Кто тут?
На берегу сидит человек. Услышав оклик, поворачивает голову. Это Котовский.
К а р а у л ь н ы й. Не признал вас, товарищ комбриг.
К о т о в с к и й. Молчи. Слушай.
Тишина. Тускло поблескивает Днестр. Темно. Зажегся и погас огонек на том берегу. Издали едва слышно доносится печальная чья-то песня.
К о т о в с к и й (шепотом). Слышишь?
К а р а у л ь н ы й (шепотом). У нас…
Слушают песню. Неожиданно раздается стук подков и голоса: