— Что вы! Вот никогда не замечал!
— Ну, ему лучше знать, — рядом жили в эмиграции, — иронически говорит Карнаухов.
— Оставьте м-мою эмиграцию в покое…
Филер, скромно кашлянув, спрашивает:
— Уши какие, не изволили заметить?
— Уши… Не знаю… обычные уши… Очень подвижен, ни минуты не остается спокойным…
Жуков, привстав, показывает.
— Л-любит делать так… — Он закладывает большие пальцы за проймы жилета.
Филер вскакивает:
— Ульянов. Владимир Ильич Ленин?
— Да.
— Как же, как же, приходилось… — говорит филер. — Еще бы!..
— Ну ладно, об условиях с вами сговорятся. Действуйте…
Филер встает.
— Счастливо оставаться.
Протягивает руку, но Рутковский на этот раз делает вид, что не замечает ее. Филер отходит от стола, возвращается, мнется. Наконец, ухмыляясь, говорит Рутковскому:
— А я ведь вас знаю, Александр Иванович…
Рутковский недоуменно на него смотрит.
— Извольте вспомнить, когда в девятьсот шестом году вас из Петербурга выслали… Это я-с… Моя работа… Не предполагал, что такая почтенная личность… Прошу прощения.
— Ладно, идите… — брезгливо говорит Рутковский.
Филер с Кирилиным выходят в переднюю.
— Брезгуют… — хихикает филер.
— Иди-иди…
Жуков резко вскакивает:
— К-какая все-таки гадость…
Р у т к о в с к и й. Бросьте, когда дело идет о судьбах русской революции…
Ж у к о в. Будто в помойку окунули… Мы должны остановиться, я требую, чтобы мы остановились…
Вдруг ему в голову пришла какая-то мысль, он задумался, потом говорит:
— А что, если ищейку послать? Есть, говорят, знаменитая собака «Треф»…
Запнулся, смутился. Косится на окружающих:
— А?..
Условный стук. Анна Михайловна подходит к двери.
— Кто там?
— К Константину Петровичу.
В переднюю входит Василий.
— Здравствуйте. Вот принес сухарики. Возьмите.
А н н а М и х а й л о в н а. Вот и хорошо… А то у нас к чаю ничего нет.
Василий идет в комнату Ильича.
— Давайте, давайте… — Ильич берет у него газеты. — Здравствуйте, товарищ Василий. Садитесь. «Единство», «День», «Русские ведомости», «Рабочий путь», «Вечернее время», «Биржевые ведомости», «Новая жизнь». А где же «Маленькая газета»? Почему не принесли?
— Это хулиганская газета. Я думал, вам ее не надо.
Прищурясь, Ильич смотрит на Василия:
— Я не знаю, как вам. А мне надо. Врагов нужно знать. Принесите завтра.
— Хорошо.
Ильич читает газету, поставив ногу на стул. Он проглядывает сначала лист целиком и уже потом, опираясь локтем о стол, читает отдельные статьи.
Потрескивают дрова в печурке. Василий прислонился к стене. Не в силах бороться с усталостью, разморенный теплом, он закрывает воспаленные от бессонницы глаза.
— Слушайте, вы опять не спали?
— Владимир Ильич, вы же сами не спите.
— Я говорю про вас… Так нельзя, товарищ Василий. Вы меня прошлый раз обманули. Ведь обманули? Убежали?
— Сегодня высплюсь, — виновато бормочет Василий.
— Сегодня… гм… да… вот как раз сегодня-то и не придется.
Ленин уже не сердится, он смеется вместе с Василием.
— Ну, ничего, товарищ Василий, скоро мы возьмем власть, и тогда…
— Да, уж тогда… — подхватывает Василий.
— …тогда тем более не придется спать, — неожиданно заканчивает Ленин.
Василий смеется.
Ильич разворачивает одну газету за другой. То и дело слышится характерное «гм… гм…» в бесконечной гамме оттенков: то это осторожность сомнения, то язвительная ирония, то тревога, то удовлетворенность.
Вдруг Ильич застывает над газетным листом:
— Какая подлость!..
Он стоит, низко склонившись над столом. Еще раз пробегает глазами по строчкам.
— Какая безмерная подлость!.. — Он стучит кулаком по столу. — Где же границы бесстыдству! Читайте!
Швыряет Василию газету и начинает в ярости шагать по комнате.
Охваченный беспокойством, Василий идет к столу. Перед ним «Новая жизнь». Читает:
«Л. Каменев. О выступлении… вооруженное восстание обречено на поражение… губительные последствия — шаг отчаяния!»
Подошел Ленин, тычет пальцем в газету.
— Вот полюбуйтесь, товарищ Василий, как эти святоши, эти политические проститутки нас предали. Предали партию, выдали планы ЦК! Бандиты!..
Ярость обострила черты, сжала губы, потушила улыбку в глазах, зажгла их другим, грозным пламенем. Между бровями, на сократовском лбу, ярость прорезала глубокую складку.
— Товарищ Василий, не теряйте ни одной минуты. Бегите к Свердлову, скажите, что мне нужно его видеть. Немедленно. Сейчас же. Идите.