Из группы солдат подают иронические советы:
— А ты бы в карбюратор воды подлил, может, там воды мало.
— Коробку скоростей сними, может, легче пойдет…
Шофер дергает ручку.
Чиханье. Выхлоп.
Шофер поднимается, перепачканный, мокрый.
— Ничего не сделаю, господин унтер-офицер, — искра длинна.
В группе солдат кто-то, не сдержавшись, фыркает.
— Я ее и так и эдак, — продолжает шофер, — не укоротишь, длинна искра…
Унтер начинает кричать:
— Ты что дурака валяешь?.. Я поручику Кирилину скажу — он тебе покажет искру… Под расстрел, гад, захотел?
— Ну что вы, господин унтер-офицер, вы сами поглядите — в пол-аршина искра, вот послушайте…
Дернул ручку.
Чиханье. Оглушительный выхлоп.
Унтер беспомощно смотрит на Тимофеева.
— Действительно, — с невозмутимым видом говорит Григорий, — искра длинна, капитальный ремонт нужен.
Унтер плюет, переходит к следующему броневику…
— У тебя что такое?
— Три колеса правильно идут вперед, а четвертое — назад… хоть лопни, назад идет… Причина неизвестна.
— Ты что, ошалел? Ты что мне заливаешь?
— Ей-богу, правда, господин унтер-офицер, поглядите сами!
Быстро заводит мотор, влезает в машину.
Броневик начинает дрожать, раздается адский шум, из-под машины валит черный дым. Она дрожит и подпрыгивает, чуть подвигается вперед, затем начинает ползти назад.
Солдаты стоят вокруг машины, багровые от сдерживаемого смеха.
Сзади, за броневиками, к группе солдат подходит Матвеев.
— Готовы?
— Готовы, — отвечает солдат.
— Сегодня, — значительно говорит Матвеев.
— Порядок…
Броневик все еще дрожит, прыгает и пускает клубы дыма перед взбешенным унтером.
— Под расстрел все пойдете, сукины дети! — кричит он.
Из двери штаба выходит поручик Кирилин. Унтер бежит за ним следом:
— Господин поручик, дозвольте объяснить. Я с ними ничего не могу сделать. Все время обещают и все время обманывают.
Кирилин неожиданно сталкивается с Матвеевым, окруженным солдатами.
К и р и л и н. Что за собрание? Почему посторонние в дивизионе?
С о л д а т. Это, господин поручик, к нам земляк приехал.
— Земляк… Посторонних из дивизиона убрать. Климчуку пять суток. Ерофеева под суд. Ремонт закончить в двадцать четыре часа.
Уходит.
— Ничего, через два часа все пойдут, да не туда, куда тебе надо… — говорит ему вслед солдат.
В завкоме раздают оружие, записывают в отряд.
Звонит телефон. Дежурный снимает трубку.
— Завком слушает… (Записывает телефонограмму.) Так… понятно… Ну и правильно… Блинов принял… Матвеев!
Матвеев подходит.
— Вот, — тихо говорит дежурный, — из Военно-революционного комитета… Быть наготове.
Схватив телефонограмму, Матвеев жадными глазами пробегает по строчкам. Поднимает изменившееся вдруг лицо. Счастливое волнение молодит его суровые черты.
Он быстро выходит.
— Литейщики!.. Строиться у выходной… Механический, вали-ка строиться, — слышится его голос.
Завком быстро пустеет.
К подъезду дома Анны Михайловны подходят двое.
— Останься здесь, — говорит филер Филимонов спутнику в котелке и входит в парадное.
Филер медленно поднимается по лестнице. На каждой площадке по четыре двери.
Третий, четвертый этаж… Дальше — лестница на чердак.
Филер останавливается на чердачной площадке. Приготовился ждать. Облокотясь на перила, смотрит вниз.
Ильич сидит, склонившись над столом. Он стремительно пишет, изредка прихлебывая чай. Стук в дверь.
Ленин встает, идет в переднюю.
Стук повторяется.
Нет, это не условный стук.
Постояв возле двери, Ильич на цыпочках возвращается к себе в комнату.
После паузы стук возобновляется. Теперь он уже очень громкий.
Ленин надевает пиджак, подходит к окну.
Сейчас стучат уже непрерывно, вероятно, обеими руками и носком сапога.
За окном совсем стемнело. Тускло поблескивает вода болота. Протяжно гудит паровоз. Железнодорожная насыпь едва видна на потухающем небе.
Ильич открывает окно.
На площадке сосед Анны Михайловны, без пиджака, в помочах. Он изо всех сил барабанит в дверь. Из смежных квартир выглядывают любопытные и испуганные лица.
По лестнице быстро поднимается Анна Михайловна.
— Что вам надо?
— Мадам, — возбужденно говорит ей человек в помочах, — у вас в квартире кто-то есть…
— В чем дело?
— Понимаете, стучу, — не открывают. А за дверью шаги. Кто-то ходит…