— Этот человек, доктор, только что привез нам девяносто вагонов хлеба…
Василий пошевелился.
Ленин быстро наклоняется к нему.
— Скажите, доктор, можно дать ему сейчас поесть?
— Можно. И хорошо бы горячего чаю.
— Товарищ Бобылев, — говорит Ильич, — попросите срочно дать горячего чаю, и непременно с сахаром.
Бобылев уходит.
Василий приоткрывает глаза. Растерянно смотрит вокруг.
Ленин протягивает ему свой хлеб. Василий хватает его. Жадно ест. Ленин отворачивается, достает носовой платок. Заметив, что в дверях стоит машинистка, сердито машет ей рукой. Машинистка исчезает.
Василий ест хлеб, держа его дрожащими руками.
В комнату вбегает Бобылев с телеграфной лентой.
— Владимир Ильич, — говорит он прерывающимся от волнения голосом. — Муравьев поднял мятеж, повернул фронт на нас…
Ни один мускул не дрогнул на лице Ильича. Он протягивает руку.
— Дайте сюда.
Берет ленту.
Звонит телефон.
Ленин снимает трубку.
— Слушаю!.. Когда пала Тихорецкая? Когда?..
Василий тревожно глядит на Ильича:
— Тихорецкая…
Музыка.
Зал Большого театра. Идет представление «Лебединого озера».
Среди красноармейцев и рабочих кое-где сидят лощеные балетоманы.
…В ложе бенуара английский посол, дипломаты.
Музыка.
Задняя портьера ложи раздвигается. Сидящий рядом с послом Константинов оглядывается, встает и идет в аванложу.
Там, прислонившись к стене, стоит бледный, запыхавшийся человек.
— Почему вы тяжело дышите? — презрительно спрашивает Константинов.
— Бежал. За мной увязались.
Он наклоняется к уху Константинова:
— Пал Симбирск!
— Это не ново, — брезгливо отвечает Константинов и выходит в ложу.
Там он наклоняется к послу.
— Господин посол, у большевиков взят Симбирск.
Посол коротко взглянул на Константинова. Наклонился к соседу. Шепчет.
Музыка. Балет.
Рядом с ложей дипломатов, разложив на алом бархате барьера рваную газету, тихонько закусывают тощей воблой несколько морячков. Они пришли сюда, видимо, прямо с поезда с винтовками и вещевыми мешками.
Балет. Трепещут пачки. Мелькают обнаженные руки.
В глубине дипломатической ложи, рядом, посол и Константинов. Они смотрят на сцену, в руках у них бинокли.
— Что еще нужно, мистер Релтон? — спрашивает посол.
— Господин посол, я имею удовольствие в третий раз напомнить вам, что я не Релтон, а Константинов.
— Так что же еще нужно, мистер Константинов?
— Нужно купить возможность ворваться в Кремль.
— Через кого?
— Через коменданта Кремля… Он откроет ворота.
— Кто войдет в эти ворота?
— Офицерские дружины… У нас три тысячи человек… На днях будет смотр…
— Этот… комендант Кремля взял деньги?
— Возьмет…
— Сколько вы ему даете?
— Если не возражаете, пять миллионов.
— Согласен…
Конец акта. Занавес опускается. Финальные аккорды. Аплодисменты.
Дипломаты встают.
В соседней ложе восторженно аплодируют морячки.
Занавес снова раздвигается. Вместо балерины на авансцене стоит человек в кожаной тужурке, обвешанный гранатами, с маузером на боку. Аплодисменты обрываются. Человек в кожаной тужурке поднимает руку.
— Товарищи и граждане! — громовым басом объявляет он. — Имеются два внеочередных вопроса. Первое: по постановлению Екатеринбургского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов расстрелян бывший царь Николай Романов. Желает кто-нибудь высказаться?
Шум.
— Вопрос ясный! — кричат из зала.
— Какие есть предложения? — спрашивает человек в кожаной тужурке.
— Принять к сведению, — предлагает матрос из ложи.
— Есть предложение принять к сведению. Возражений нет?.. Принято.
Шум. Публика поднимается и идет к выходу.
Но человек в кожаной тужурке вновь поднимает руку.
— Второй вопрос: есть предложение не расходиться… потому что все равно никого не выпустят. Сейчас будет проверка документов.
Сильный шум. Эффект второго сообщения громадный.
В дипломатической ложе из-за портьеры высовывается встревоженная физиономия. Константинов сердито оборачивается. Голова исчезает.
— Кто это? — спрашивает посол.
— Мой человек. За ним гнались.
— Хорошо, пройдет со мной. Когда будет беседа с комендантом Кремля?
— Завтра, господин посол…
Кремль. Комендантская.
Входят комендант Кремля Матвеев и Константинов.
Красноармеец в вылинявшей гимнастерке, еще хранящей темные следы погон на плечах, хлебает деревянной ложкой суп из котелка.