Константинов останавливается в дверях.
— Выдь-ка отсюда, — говорит Матвеев. — Там доешь.
Красноармеец встает.
— Тут и твоя порция, товарищ комендант.
— А мою порцию оставишь. Я потом похлебаю. Садитесь…
Красноармеец выходит.
Константинов садится.
Матвеев рукавом стряхивает крошки со стола.
Константинов поворачивается к нему:
— Ну, вы решились?
— Да как вам сказать… — мнется Матвеев.
— Начало мне не нравится.
— Прямо не знаю, что делать, что делать, — сокрушенно бормочет Матвеев.
— Что вызывает у вас сомнение?
— Видите ли… Будем говорить напрямик. Должность у меня хорошая, харч, правда, так себе, небогатый харч.
— Ну?
— Однако ничего, живу. Почет. Уважение… Наши — большевики то есть — почти целый год просидели, может, и еще продержатся…
— Дальше.
Константинова раздражает наивность коменданта.
— Ну, а ваша-то власть, она из каких будет? — продолжает Матвеев. — Я в смысле надежности. А вдруг да не угадаешь?..
— Вы положение на фронтах знаете? — резко спрашивает Константинов.
— Да, вроде знаю.
— А если знаете, то должны понимать, что все равно большевикам не удержаться.
— Это-то верно, — вздохнул Матвеев, — похоже, не удержаться.
— Дальше. Должность мы вам дадим не хуже. Харч будет, во всяком случае, лучше. А кроме того, господин комендант, мы в крайнем случае обойдемся и без вас. Смотрите, не прогадайте.
— Зачем же сразу сердиться, — примирительно говорит Матвеев. — Я ведь только интересуюсь. Вот, например, интересно, какие партии вас поддерживают или, может быть, государства?
— Интересуетесь? — иронически спрашивает Константинов.
— А как же…
Константинов выдерживает паузу, потом холодно цедит:
— Возьмете деньги, дадите расписку…
— Так…
— Начнете с нами работать…
— Так…
— А вот тогда можете интересоваться.
Матвеев сокрушенно вздыхает.
— Ну, так как?
— А навар какой будет?
— Что?.. — недоумевает Константинов.
— Денег, денег сколько дадите?
— Назовите сумму.
— Виноват. Мой товар — ваш навар…
— Мы не на базаре, господин комендант.
— Ну, да ведь вам виднее! Человек я в таких делах неопытный, продешевить не хочется, а вы-то уж, верно, не впервой… Скажите правду, с кем-нибудь из наших вы уже… (Выразительный жест.)
— Знаете, господин комендант, вы очень хорошо спрашиваете и очень плохо отвечаете. Мне это перестает нравиться. Вы интересуетесь суммой, — пожалуйста: ассигновано два миллиона.
Константинов протягивает руку.
— Согласны?
Но комендант быстро закладывает руки за спину.
— Ну, нет… нет! За два миллиона — не буду. Нет.
Константинов с удивлением смотрит на Матвеева, как будто искренне возмущенного.
— Что такое?
— Нет, это просто несерьезно, — сердито говорит комендант.
Константинов начинает выходить из себя.
— Но позвольте, в чем дело, господин комендант?
Матвеев не слушает его.
— Или дело делать, или дурака валять.
— Что случилось, наконец… Мы, кажется, не на базаре…
Матвеев берет со стола фуражку Константинова и отдает ему.
— Вот что, гражданин… Вы меня не видели, я вас не слышал, и давайте очистим помещение. Давайте-давайте…
— Подождите. Ваша сумма?
Матвеев вдруг решился, наклоняется к самому уху Константинова и отчаянным шепотом выпаливает:
— Два с половиной!
— Пишите расписку.
Матвеев отрывает клочок бумаги, садится писать.
— Миллион рублей получите сейчас, остальное — по выполнении операции, — говорит Константинов.
— Операция… — со вздохом бормочет Матвеев. — Ох, наживаешься ты на мне.
— Господин комендант! Повторяю, мы не на базаре!
— Ну-ну… Только тихо!.. — примирительно говорит Матвеев. — Деньги на бочку…
Константинов начинает выгружать из кармана деньги.
Ленин идет по коридору. Видит — в пустой комнате свет. Заходит, гасит свет, идет дальше.
Столы телеграфистов. Стучат ключи.
Ильич подходит к старшему телеграфисту.
— Есть сводки с фронтов?
Берет сводки.
Откуда-то раздается детский крик.
Из комнаты, смежной с кабинетом Ильича, быстро выходит Рыбакова. Она ведет за руку маленькую, грязную девочку.
— Товарищ, это что такое? — взволнованно и возмущенно говорит она часовому. — Откуда она? Как она попала? Ходит по коридору, залезает в кабинет. Мало того! Крадет у Владимира Ильича сахар! Возмутительное безобразие!