— Славься, слуга Гора, я прах у твоих ног, — сказал он, склонившись на треть и ожидая ответа. Стоять так было жутко неудобно.
— Ничтожному надлежит простереться ниц, — услышал он скрипучий голос писца. — Иначе он отведает палок за свою дерзость.
— Прости, величайший, — смиренно сказал Рапану, — но мне было дозволено стоять в твоем присутствии. Мой господин не сын Великого Дома. Говорить с тобой лежа — урон его чести.
— Нет чести у того, кто сидел в яме, словно вор, — послышался торжествующий голос, и Рапану прикусил губу от бессилия.
— Я принес мольбу к стопам величайшего чати, правой руке самого Господина Неба. — Слуги его несправедливы к нам. Они бьют и накладывают на нас штрафы. А судьи не принимают наши жалобы вовсе. Сердце мое повернулось в груди от горя! Скажи, что я сделал против Маат? Моя ладья села на мель! Мои весы перекосились, а мое серебро превратилось в глиняные черепки! Я будто слепой, бредущий в пустыне! Только священная милость великого начальника над Шестью Домами исцелит меня.
— Славословия не помогут ничтожному слуге ничтожного владыки, — услышал Рапану. — Дерзость его дошла до того, что он лишил кораблей слуг Великого Дома, а царей держит в плену недостойно их сана.
— Но что может сделать ничтожный? — робко спросил Рапану.
— Воля господина нашего чати такова, — раздался все тот же скрипучий голос. — Твой хозяин вернет корабли слугам Великого Дома, отпустит с честью их царей и восстановит торговлю на море. Он прекратит взимать плату с купцов Ханаана, как будто он господин всех вод. Он пришлет почтительные дары в виде меди и олова в том объеме, как посылали его предшественники, и даже больше. Лес Библа, украденный твоим царем, должен быть возвращен законному хозяину, Великому Дому. И тогда в неизмеримой милости своей господин наш чати дозволит вашим кораблям вновь увозить зерно Страны Возлюбленной, благословенной богами.
— Я передам волю величайшего своему господину, — просипел Рапану, распластавшийся на плитах пола. — Но что будет, если он не согласится выполнить законные требования слуги Гора? Вдруг милость господина нашего чати покажется ему недостаточной? Как быть мне, ничтожному слуге величайшего из всех слуг фараона, какие только бывали от начала времен?
— Если твой царь не исполнит хотя бы малой доли того, что приказал господин наш чати, — услышал Рапану высокомерный голос писца, — то корабли с бычьей головой не будут больше допущены в гавани Страны Возлюбленной. Ваши купцы не получат хлеба и льна. Ваши животы будут страдать от голода, а женщины не сошьют вам достойной одежды. Вы будете носить овечью шерсть, словно презренные хапиру.
— Я смиренно склоняюсь перед волей величайшего, — поклонился Рапану, которому разрешили встать. — Я больше не вернусь в Египет, пока не получу положительного ответа своего господина. А если я его не получу, то не вернусь сюда вовсе. Стыд не позволит мне показаться на глаза великому чати, сияющему на земле, словно Ра в небесах.
Через несколько минут купец уже шел быстрым шагом в сторону порта, где на корабль были погружены все его вещи. Он отчалит немедленно, пока визирь не догадался, что его попросту обдурили. Это маловероятно, игра слишком тонкая, но вдруг! Тогда Рапану бросят крокодилам. Купца-чужеземца не удостоят чести принять яд. Его казнят как простолюдина. Ведь даже для такого вельможи, как сиятельный Та, это форменная катастрофа. Остановка большей части внешней торговли означает для чати позорную отставку и, возможно, казнь.
— Я это сделал? Не верю! — шептал Рапану, вцепившись побелевшими пальцами в борт корабля. — Я выкручу руки самому чати! Великие боги, да ради такого я готов работать бесплатно. Отец! Если ты видишь меня сейчас, гордись мной.
— В Энгоми, господин? — спросил его кормчий, когда они вырвались из надоевших тростниковых зарослей на морской простор.
— В Сидон, — усмехнулся Рапану.
Он снова должен совершить странное. Господин назвал это «вторая часть Мерлезонского балета». И видят боги, Рапану так и не понял, что это может значить. Но, судя по тому, что ему придется сделать, изрядная гадость этот самый балет. Невероятная просто.
Глава 4
Год 3 от основания храма. Месяц одиннадцатый, Атанайон, богине Атане-градодержице посвященный. Энгоми.
Я стою на стене акрополя и дышу соленым ветром. Привычный мне ноябрь — дрянное время для морских путешествий. Ветры начинаются, шторма и даже дожди. Корабли с зачаточным килем переворачивает любой сильный шторм. Потому-то люди приличные сидят дома, с любовью заглядывая в пифосы с зерном, вином и соленой рыбой, а в море уходят лишь недоловленные нами негодяи из бухт Карии и самые отчаянные из купцов. Здесь, южнее Кипра, умелый кормчий мог водить корабль даже зимой. Ханаанские порты стоят каждые тридцать километров, да и берег удобный, а потому укрыться, как только начинает темнеть горизонт, не представляет великой трудности.