— Ты хорошо знаешь эти места, — с уважением посмотрел на него Тимофей.
— Я родился здесь, — с непроницаемым лицом ответил Шамма. — Я еще ребенком пас здесь стада. Я помню каждую тропу и каждый источник. Потом не стало воды и травы, и мы ушли на север. Я помню, как это было. Многие умерли тогда. И люди, и скот. Тут еще пасут баранов, но число их мало. Там, где раньше находило корм сто овец, теперь не найдет и десять. И воды нет в привычных местах. Она ушла даже из самых глубоких колодцев. Бог проклял это место, гость. Демоны пустыни захватили его.
— Это ваш бог отдал вам ту землю на севере, да? — открыв рот от любопытства, спросил Тимофей. — Вот так вот взял и отдал? Или вы ему богатые жертвы принесли?
— Жертвы наши были обильны, — убежденно ответил Шамма. — Судья Моше молился, и было дано ему откровение. Бог не оставил свой народ.
— Сколько же надо было в жертву скота принести, чтобы целую страну в подарок получить! — Тимофей завистливо вздохнул. — А далеко копи?
— Вон за той горой лагерь, — показал Шамма. — Перед рассветом пойдем, когда стража спит. Тут ведь нет никого, племена пустыни нападают на караваны, на рудник нападать незачем. Нас там не ждут.
Рассветный холод поднял Тимофея на ноги до поры. Он растолкал Главка, отчаянно завидуя тому, кто спал как младенец. Ворча и с трудом разгибая ледяные конечности, поднимались афиняне, возненавидевшие это проклятую богами землю. Уже совсем скоро Тимофей лежал на горе и вглядывался в пламенеющую рассветом даль.
— Как это возможно? — прошептал Тимофей, рассматривая огромный валун, стоящий на тонкой каменной ножке. — Бог держит его? Иначе почему он не падает? Когда я приду в Афины, мне ведь не поверит никто. Ославят лгуном.
Шамма и Тимофей расположились на вершине скалы, сливаясь с ее желтоватым камнем. Тончайшая пыль, покрывающая все вокруг, присыпала и их плащи, сделав двух воинов совершенно незаметными. Остальные стояли в семи стадиях отсюда и ждали приказа. Задумка Шаммы была крайне оригинальна и звучала примерно так: «мы налетим на этих сволочей, как ветер пустыни, всех убьем, а медь заберем себе». По какой-то непонятной причине Тимофей скептически отнесся к его идее и настоял на разведке. Он терпеть не мог нападать с наскока, а ведь тут есть на что посмотреть.
Разноцветный песок пугал Тимофея до дрожи, он никогда такого не видел. Желтый, красный, черный и тот самый, зеленовато-синий. Он покрывает здесь все до самого горизонта. Вся долина испещрена круглыми дырами. Как будто прилетела сюда огромная птица и стала клевать зерно, пробивая землю железным клювом. Сотни круглых шахт покрывали долину от края до края, насколько хватало глаз. Рядом с ними стоят убогие шатры, в которых обычно живут люди пустыни, а на высоком холме — настоящая крепость, с кирпичными стенами и башнями. Именно там трудятся мастера, надсмотрщики и писцы. Там стоят плавильные печи и сложена готовая медь в слитках. На самых высоких холмах долины стоят наблюдательные вышки, сложенные из камня, и совершенно непохоже, чтобы там спали. Более того, территорию обходит наряд из трех воинов, который весело гогочет, видимо, вспоминая что-то смешное. Это не египтяне, а наемники-шарданы.
— Сколько ям! — удивился Тимофей. — Откуда они взялись?
— Они эти ямы роют, — прошептал Шамма, лежавший по соседству, — достают оттуда всю медь, а потом роют рядом.
— Глубокие эти ямы? — спросил Тимофей.
— Глубокие, — кивнул Шамма. — Десять, а то и пятнадцать человек нужно поставить одного на другого, чтобы вылезти.
— И как же они вылезают? — повернулся к нему Тимофей. — По веревкам?
— Ступени рубят, — покачал головой Шамма. — Есть еще в горе каменные норы. Они находят богатую жилу и идут за ней, пока не выберут все.
— В шахтах египтяне работают? — задал вопрос Тимофей.
— Нет, — покачал головой Шамма. — Из племен пастухов люди. Мы понимаем их речь. Амаликитяне и мадианитяне, они работают за зерно и лен. Египтяне здесь быстро дохнут.
— Мы их всех убьем, ты не против? — зло оскалился Тимофей.
— Не против, — ответил Шамма. — Они поганые идолопоклонники, убить их — благое дело. Там есть пленные, из морских разбойников. Вот их нужно освободить. Рабы камнями и палками убьют больше, чем мы железом. Пойдем! И берегись колесниц, воин. Тут их два десятка.
— Да, ты говорил уже, — поморщился Тимофей, которому происходящее решительно не нравилось. — Как ты вообще хотел взять это место?