— А у вас храм есть? Нет? А у нас есть!
А если вдруг храм там все-таки был, то он снова сплевывал презрительно и говорил:
— Да разве это храм? Вот у нас храм так храм! И сама Великая Мать внутри сидит!
Подобное происходило везде, кроме Египта, где храмы строили такие, что нам и не снились. Но и там мои матросы умудрялись выпендриваться, с царской небрежностью бросая монеты страждущим купцам, измученным натуральным обменом, серебряной проволокой произвольной длины и кольцами непонятной пробы. Мои оболы и драхмы считались абсолютным эталоном, а тетрадрахмы с вырезанным на аверсе мной в виде Посейдона и вовсе сразили наповал всех владык этого мира. Скромная надпись на аккадском и нашем койне гласила: «Царя Энея». По слухам, уже начинались попытки сделать что-то подобное, но пока ни у кого не вышло. Одни были слишком бедны для этого, другие, как вавилоняне, доверяли только весам, а третьи, египтяне, считали для себя унизительным копировать что-либо, сделанное варварами. То, что они украли у гиксосов и колесницу, и составной лук, зазнайки уже благополучно забыли.
Если центром города был храм, то сердцем его уж точно становился порт. Чопорный юг города, где живу я и новоявленная знать, спокойна и тиха, а вот здесь бьет ключом энергия этого молодого мира. Почему так? Да потому что старый мир умер безвозвратно. Мастеровые и купцы, обслуживавшие раньше убогую дворцовую экономику, понемногу отправляются в свободное плавание, организуют собственные гильдии и начинают накапливать капиталы. Такие, что готовы сами покупать корабли. Да и как не купить, когда я принес в этот мир аукцион, и он проходит прямо здесь и сейчас, у причала. Посмотрю…
— Пирожки с рыбой, господин, — подбежала ко мне хорошенькая девчушка лет десяти, на спине которой висела плетеная корзинка. — Обол за штуку, два обола за три.
— Свежие? — спросил я, слушая призывно заурчавший живот.
— Только что из печи, — закивала та кудрявой головкой. — Отец рыбу ловит, а мамка печет. Горячие еще, господин.
— Лови, — бросил я ей монетку в полдрахмы. — Обол себе оставь за труды.
— Премного благодарна, добрый господин, — девчушка показала прелестные ямочки на щеках. — Благослови тебя Великая мать! Пусть даст тебе жен благонравных, с чревом изобильным, и чтобы не сплетницы были.
— Кхе-кхе! — подавился я пирожком. — Не надо мне, милая. Есть у меня и жена, и дети. Больше жен не нужно. От них беспокойства много.
Цены в Энгоми кусаются. На островах за два обола тебя целый день кормить будут. А что делать, столица. Я с аппетитом вонзил зубы в душистый подрумяненный бок пирожка, плотно набитого рубленой рыбой. А прямо передо мной разворачивалось действо, которого этот мир еще не видел. Я специально время затянул, бросив клич по всему восточному берегу. Люди не верили своим ушам, но плыли в Энгоми, чтобы попасть на распродажу трофейных кораблей. Они выучили новое слово: «аукцион».
— Итак, почтенные! — кричал с возвышения писец с бронзовой бляхой на шее. — Продается корабль сидонский, именуемый гаула. На шестнадцать весел, груза берет тысячу талантов. Сделан из лучшего кедра. Осмолен. Парус пурпурный продается отдельно. В подарок идет пятилетний патент на торговлю. Начальная цена — один обол! Кто даст один обол?
— Сколько? — раззявили рты почтенные купцы. — Обол за сидонскую гаулу? Да ты спятил, уважаемый?
— Слово царя царей тверже железа! — важно ответил писец. — Если после того, как я в третий раз ударю молотком, цену не перебьют, корабль будет продан. Итак, кто даст обол?
— Я дам! — крикнула вдруг девчушка с пирожками, которая отчаянно покраснела, когда к ней повернулись десятки глаз. — Ты, почтенный, не сомневайся! У меня обол есть! Мне его вон тот добрый господин подарил.
— Отлично! — обрадовался писец, который работал за процент. — Девочка с корзинкой дала обол! Обол, раз! — и он ударил молотком по столу. — Обол два! Я напоминаю, что когда я ударю в третий раз, то корабль будут продан. Итак, кто даст два обола?
— Я! Я дам! — заорал какой-то носильщик, с безумным видом тянущий руку вверх.
— Два обола! — крикнул писец. — Кто даст больше?
— Драхма…
— Две…
— Пять…
— Десять…
Я стоял в сторонке, поедая пирожки, которые и впрямь оказались хороши. Не пожалела рыбачка начинки. Надо будет еще как-нибудь у этой девчушки купить. Поучаствовать, что ли?
— Тридцать мин! — крикнул я и удостоился восторженного вопля писца, который устал идти мелкими шажками. Так корабль и до утра не продать.