— А кто же еще! — весело оскалился Тимофей. — Я все думал, как подобраться к тебе, а тут царевич Орест позвал охочих людей, чтобы на Микены пойти. Вот мы с его армией и идем. Мы уже две недели за тобой приглядываем. Теперь надо уходить, госпожа. Мои ребята пока их отвлекают, но к нам скоро прибегут.
— Я не могу, — замотала головой Феано. — У меня тут еще одно дело осталось.
— Проклятье! — ругнулся Тимофей. — Не ко времени. Важное хоть?
— Да, — кивнула девушка.
— Клятва?
— Да, — снова ответила она.
— Парни! — Тимофей. — Уйти по-тихому не получается. Идем за госпожой. Всех, кого встретим, убить! Делаем дело, а потом бежим отсюда со всех ног.
Феано молча повернулась и зашагала к полотняному шатру Электры. В груди ее разгоралось пламя такой ненависти, которой она за собой даже не подозревала. Не было чувства сильнее в ее жизни. Оно оказалось острым, как лезвие ножа, что украла эта лживая тварь.
— Стражу убить! Шатер окружить! — коротко бросила она, и копьеносцы умерли в мгновение ока. Где им справиться с толпой наемников.
— Дай! — протянула она руку в сторону Главка, и тот вложил в ее ладонь теплую бронзовую рукоять, аккуратно надев кожаную петлю на тонкое женское запястье. Он даже слова не сказал, хмыкнул только недоверчиво.
Полумрак шатра, где свет лился через приподнятый полог, не мог спрятать Электру, которая стояла, выставив перед собой ее собственный, Феано, кинжал. Царевне не убежать, она уже все поняла, когда ее служанка вскрикнула и упала бездыханная. Бледное лицо, добела сжатые губы и огонь ненависти в глазах. Такой увидела Феано свою бывшую хозяйку. Впрочем, она даже разговаривать с ней не стала. Феано подняла двумя руками тяжеленную булаву и обрушила на нее удар, в который вложила весь свой пережитый страх и всю злобу, что копилась долгие месяцы. У нее не вышло убить, она ведь не воин. Электра закрылась ладонями и теперь выла от боли, упав на пол. Правая рука ее повисла как плеть, сломанная, словно тонкая веточка.
— Это мой кинжал, — дрожащим голосом пояснила Феано удивленно скалящимся воинам. — Мне сама богиня дала его, чтобы я месть свершила. Мне без него никак нельзя дальше идти.
— Ты сдохнешь, — прорыдала Электра, баюкая размозженную руку. — Орест убьет тебя! Убьет!
— Кстати! — вспомнила вдруг Феано. — А почему раньше не убил? Зачем таскали меня по всей Ахайе?
— Ты умрешь на могиле моей сестры, — злобно оскалилась царевна. — Тебя принесут в жертву, чтобы порадовать ее тень. Это ведь ты убила ее!
— Твой отец ее убил, — покачала головой Феано. — И, между прочим, он был порядочной скотиной. Спроси у своей матери, если мне не веришь.
— Глаза тебе выцарапаю! — завизжала Электра и попыталась встать.
Феано вновь подняла булаву и опустила ее на светловолосую девичью головку. Опустила раз, потом второй, потом третий.
— А ты злая! — с немалым уважением посмотрел на нее Тимофей, когда девушка передала окровавленную булаву хозяину.
— Я не злая, — покачала головой Феано. — Но я устала бояться. Понимаешь? Я долгие месяцы ждала смерти. Каждое мгновение ждала! Я чуть не рехнулась от страха.
— Понятно, — тактично сказал Тимофей, но сочувствия в его голосе не ощущалось и капли. — Нелегко тебе пришлось, госпожа. Теперь, когда ты свой ножик нашла, мы можем уйти?
— Да, уходим, — ответила совершенно опустошенная Феано, которую начала бить мелкая дрожь. — Пошарьте тут. Это царевича Ореста шатер. Здесь ларец должен быть. Или кошель. Я не знаю, что. Они немало награбили, пока добрались сюда… И вон тот мешок возьмите. И вон тот сундук. Это мои вещи. Эта нищенка отняла их у меня.
Они едва ушли. Афинянам пришлось бы нелегко, но отряд колесничих, который бросился за ними в погоню, внезапно остановился посреди дороги. Феано с любопытством оглянулась, не понимая, почему истошно визжат кони и ругаются воины, а Тимофей доверительно шепнул:
— Это чеснок. Не спрашивай, почему он так называется. Я и сам не знаю. Жуткая дрянь, недостойная честного воина. Ненавижу ее. Но только сегодня она спасла нам немало жизней.
Они провели в Афинах почти две недели. Тимофей гостил сначала у родителей, потом у сестры, и Феано с удивлением чувствовала, что ей нравится такая жизнь. Ей здесь было спокойно, как никогда. Ей не нужно думать, что сегодня надеть, чтобы не посчитали деревенщиной. Ей не нужно подбирать слова. Ей не нужно думать, какое впечатление и на кого она производит. Тут даже можно есть руками и облизывать пальцы, и никто косо не посмотрит. Ей уже очень давно не было так легко. По вечерам во двор набивались соседи, и Тимофей рассказывал, рассказывал, рассказывал. Про синий песок, про огромные камни, стоявшие на тонкой ножке, и про водяных быков, способных перекусить пополам лодку. Люди ахали, не веря, и тогда он молча показывал золотую цепь на своей шее, где скромно поблескивал массивный кулон с головой быка.