– Первые признания, первые поцелуи, предложения руки и сердца. Потом до самого Рождества – сплошные свадьбы. Потом Рождественский бал. А! Я забыл фейерверк на День города и гуляния по этому поводу. Но что сравнится с осенним карнавалом!
– Звучит интригующе. Успеть бы попасть на этот праздник жизни. – Женин улыбнулась.
– Да. И ты не пожалеешь, – сказал он серьезно. – Нет города лучше нашего.
– А к кому ты так спешишь на осенний карнавал? – поинтересовалась Женевьева.
– Я? Я тороплюсь туда ДО карнавала. Я организатор всех торжеств в Меланьи. Неофициальный, конечно. Впрочем, считай, что официальный. Представляешь, что ребята там без меня натворят? Нет, мне надо туда чем раньше, тем лучше, – вздохнул он.
Она так и не поняла, есть ли кто-то, к кому Бартоломью торопится персонально, или нет. Умеют же мужчины не отвечать прямо на поставленный вопрос.
Барт тяжело дышал. Женин озабоченно на него посмотрела, он неспроста ронял свои листки. У него дрожали пальцы. И вообще он выглядел неважно.
– Ты не откажешься прожевать несколько листьев? – неуверенно спросила Женин, отнимая у него рисунки.
– Как скажешь, ангел. – Он растянулся на сене. – Ты посмотри, как шикарно мы едем! Мягко, просторно. Лучше, чем в пассажирском вагоне!
– У пассажирского вагона есть свои преимущества, – пробормотала Женин.
– Интересно какие?
– Туалет, например.
– Э… Я придумаю что-нибудь подходящее для изнеженной леди. Сообщи заранее.
Женин даже не покраснела, похоже, она привыкла к его остротам. Отложив рисунки, она рылась в саквояже.
– Рафаэль обзавидуется! – слабым голосом сказал Барт. – Мало того, что я побывал на раскопках, о которых он мечтал, так еще такое приключение случилось. Я уж молчу, в какой прелестной компании…
– Рафаэль существует на самом деле? – удивилась Женни. – Разве это не еще одно имя, о котором ты понятия не имеешь?
– Конечно, Рафаэль существует. Еще как существует! – Барт взял у нее листья. – А как ты думаешь, по чьей милости я здесь оказался?
Он пожевал.
– Надо же, горечи не чувствую. Может, дозу пора увеличить, знахарь? А то слишком терпимо… Рафаэль – мой брат, вместо которого я поехал на раскопки.
– Почему он сам не поехал?
Да, бывают истории, запутаннее ее собственной.
Барт замялся на долю секунды.
– Понимаешь, он инвалид. Ты не подумай, он очень умный. Самый умный в нашей семье. Было у отца два сына. Здоровый и умный, – сказал он с горечью и вздохнул. – Раф просто помешан на истории. Он столько всего читает. Все старинные рукописи в доме перебрал: у нас их полно. Он даже гипотезу какую-то выдвинул, не спрашивай, о чем, я не понял, но это опубликовали в одном историческом журнале. Очень смелая, говорят, и спорная. Но придраться не к чему. С логикой у него все в порядке.
В голосе Барта зазвучали нотки гордости.
– Но он взял и чокнулся. Подал втихую заявку на участие в этих раскопках. Говорит, что для дальнейшей карьеры ему это будет нужно. Его пригласили. А куда ему ехать, без ног?
– У него нет ног? – прошептала с жалостью Женевьева.
– Есть. Но он практически не ходит в последнее время. Пришлось ехать мне. Под его именем.
– Ах, вот оно что! И тебе все сошло с рук?
– Почему нет? Мы с ним похожи, впрочем, никто и не проверял – поверили на слово.
– Вы близнецы?
– Нет. Он на год моложе. Но мы правда очень похожи. Отец смеется, что мы штампованные. Породистые и штампованные. Вот смотри. – Барт вынул из нагрудного кармана блокнот и огрызок карандаша.
– Это я, – набросал он лицо, – а это – Рафаэль.
Женин присела рядом. Она завороженно смотрела, как Барт рисует. Второе лицо было копией первого, разве что поскуластей. И чем-то неуловимым отличались глаза.
– Так это все твои рисунки? – погладила она кипу бумаг у себя на коленях.
– А то чьи. Везу Рафаэлю полный отчет, чего мы там накопали. Пусть разбирается. Я в этом ни бум-бум…
– Нарисуй еще что-нибудь, – попросила Женевьева.
Барт улыбнулся. Сел. Посмотрел на нее внимательно и… изобразил знакомого ей петуха.
– Ой, как живой! – воскликнула Женин.
Потом перед ней возникла физиономия доктора, фигура сторожа, потягивающаяся кошка. Собака, задрав лапу, грызла на себе блох. Барт опять лег. Вырвал листки из блокнота, скомкал и хотел швырнуть в угол.
– Отдай мне, пожалуйста. – Женевьева разгладила их: – Ну вот, взял и испортил такую красоту.