Садовник взглянул на них вопросительно.
– Скажи ему, пусть позовет хозяина. Художник из столичного театра заинтересовался их кустами.
Барт деловито прошелся перед домом, заглянул на террасу и даже в окно.
К ним вышел очень солидный сеньор в шелковом халате.
Барт велел перевести, что он прогуливался по окрестностям и, как особа с тонким художественным вкусом, не мог не залюбоваться домом. Но вот кусты. Это же просто безобразие! У него есть пара идей, если хозяину интересно… Аванс вперед.
Барт получил аванс и секатор.
Сеньору принесли чашку кофе, и он прохаживался вокруг куста у самой террасы. Барт сделал из куста идеальной формы шар. Сеньор довольно закивал, пожаловался на жару и скрылся в доме.
Бартоломью энергично щелкал ножницами. Женин, чтобы не чувствовать себя бесполезной, собирала в кучу обрезки веток. Барт витой спиралью «закрутил» живую изгородь до ворот. Прочитал табличку «Доктор Заммит» и удивился:
– Странное место. Никогда бы не подумал, что врачи любят селиться стаями. Вся улица в докторах. Напротив кто там у нас? «Доктор Мускат».
Женни улыбнулась снисходительно: тоже мне, великий путешественник. Целое лето в этой стране, а не разобрался в местных порядках.
– Он не обязательно врач. Они называют так тех, у кого есть высшее образование и даже просто высокое социальное положение. Значит, скорее, «уважаемый человек».
– А! Понятно. – Барт вытер рукавом потный лоб. – А то не тянет наш боров на врача.
Женни огорченно вздохнула: ну что он так грубо дает людям прозвища и вообще судит. Она догадывается, как он доводил учителей в школе.
– Похулиганим? – весело подмигнул ей Барт.
Оставался один куст. Через дорожку от куста-шара.
Щелк-щелк-щелк. Напротив шара из земли вылезла по самый рот морда носатого гоблина с растрепанной шевелюрой и выпученными глазами.
– Ах! – всплеснула руками Женни и выронила ветки.
– Я такого выстриг Рафу, когда он болел. Придумал, как повеселить. Он как раз читал о великанах, троллях. Как он смеялся! – Барт усмехнулся. – Да я, может, и твоим Маленьким что стриг. Врач Рафаэля как увидел эту морду из окна, с улицы ее не было видно, тут же попросил меня нечто такое у него в саду соорудить. И прорекламировал мою работу. Так и пошло. Кое-какие деньги.
– Нет. – Женевьева покачала головой. – У Маленьких нечего стричь. Ах, Барт, какая прелесть!
Она присела и погладила гоблина по шевелюре – на ощупь ветки, конечно, кололись.
Женни подняла на Барта глаза, полные слез.
– Ты… Ты – замечательный брат! Сколько же ты делаешь для Рафаэля! Вплоть до поездки на раскопки!
– Прям уж там, – скрыл свое смущение за ворчанием Бартоломью. – Ладно. Отходи давай. У Заммита несколько другие вкусы, чем у вас с Рафом.
Женни с жалостью смотрела, как гоблин исчезал, превращаясь в шар под ножницами Барта.
– Ну все. Зови Заммита.
Солидный сеньор вышел, одобрил работу и развернулся уходить.
– А деньги? – напомнила ему Женни.
– Какие деньги? Я вам заплатил вперед, – сладко улыбнулся «доктор».
– Но это же был аванс! – с отчаяньем крикнула Женни.
А Бартоломью зевнул равнодушно.
– Скажи борову, что доктор Мускат дает двойную цену, лишь бы я выстриг его кусты красивее, чем эти. Скажи «спасибо» и «до свидания».
Доктор Заммит догнал их у ворот. Барт немного поломался, но доктор был так щедр, что Барт согласился не стричь кусты доктора Муската.
– Когда и как ты ухитрился договориться с соседом? – поинтересовалась Женевьева у пересчитывающего кучу денег Барта.
Барт удивленно поднял на нее глаза, и она прыснула, поражаясь собственной наивности.
Бартоломью и Женевьева в приподнятом настроении возвращались в театр.
– О! Хочешь есть? – увидел Барт ту забегаловку, где они завтракали.
Он остановился в нерешительности и взглянул на Женевьеву вопросительно.
– Уже скоро ужин с актерами. Дотерпим?
Женни сглотнула слюну, но кивнула согласно.
В театре было пусто, темно и грустно. Пахло пыльными кулисами и гнилыми опилками. Барт поморщился и вынес на улицу, освещенную теплым заходящим солнышком, два стула. Женни и Барт присели. Из открытых окон соседних домов потянуло кухонными запахами.