Ее пухлое лицо было искажено страданием, но тяжелое, просоленное полотнище все же сгорело, словно осенняя паутина, угодившая в пламя свечи. Ветер подхватил обрывки пылающей ткани, чтобы поджечь другие паруса. Огонь побежал по снастям, пожирая их, как дорожки лампового масла. Реи затрещали и вспыхнули, железные скрепы, соединяющие верхнюю часть грот-мачты с нижней, расплавились в аду, который раньше был марсом. Жидкий металл капал, мгновенно убивая людей на палубе, а затем вся стеньга повалилась, будто срубленное могучее дерево, которым она когда-то была в некоем далеком лесу. С грохотом рушась назад, она снесла бизань-мачту, палуба юта исчезла под убийственной тяжестью дерева и парусов.
Точно так же скроенная буря теперь окружила «Морскую Лисицу». Оттуда понеслись настойчивые крики, когда «Ламинария» и «Огненный Гольян» повернули к галечному берегу, где лежали разграбленные «Звон» и барк Ден Харкейла. «Кувшинка» и «Звезда» поддерживали «Эринго» в блокаде пролива, лучники Витранселя были готовы подрезать крылья баркасам, которые еще держались на плаву и стремились добраться до суши.
«Бешеный Пес» горел с ревом горна. «Морская Лисица» оставалась беспомощной, пиратские суда дрейфовали врозь. Я мельком увидела позади них нечто похожее на жаркое марево, рябившее воздух. Не важно. У меня хватало других, более неотложных забот. «Огненный Гольян» и «Ламинария» приготовились к отправке отрядов Райшеда и Хэлис на берег, чтобы там сражаться с пиратами. Зловещая сила собиралась между хижинами и частоколом, построенными кровью и слезами несчастных пленников.
Аллин решительно вдохнула, и магический огонь перепрыгнул с «Бешеного Пса» на «Морскую Лисицу». Мачты занялись в один миг, как деревья в лесном пожаре. Матросы в отчаянии прыгали в воду, некоторые падали горящими факелами.
— Нет! — Гуиналь посерела от ужаса.
— Это бой. — Думая, что она упадет в обморок, я схватила ее под руку.
— У них есть Высшее Искусство, госпожа моя, Высшее Искусство! Я не знаю, у кого, но они убивают им. — К моему изумлению, отчаянный голос Паррайла раздался в моей голове: — Пленники, давшие ложную клятву, погибают от удушья. Они пытаются найти ваших магов, я слышу, как они ищут. Они убьют каждого мага, до которого смогут добраться. — Он говорил быстро, и его страдание огнем опалило мой ум.
— Прекрати свою магию, — закричала я Аллин. — Сейчас же! — Нельзя допустить, чтобы вражеские заклинания превратили ее в едва дышащий труп.
Девушка уставилась на меня в растерянности.
— У них есть эфирная магия, она ищет вас, — задыхаясь, проговорила Гуиналь.
Даже румянец Аллин исчез при этом известии.
— Мы должны предупредить остальных.
Я снова посмотрела за горящую ярким пламенем «Морскую Лисицу», но по-прежнему увидела лишь мерцающую дымку.
— Как?
Мы договорились о сигнальных флагах едва ли не на все случаи жизни, но такого никто не ожидал.
— Я свяжусь с Узарой. — Аллин нашарила в кармане фартука пучок рваных бинтов и подняла пустую металлическую чашку из-под мази.
— Тебя слишком легко атаковать, — возразила я.
— Мы можем прикрыть ее Высшим Искусством. — Лицо Гуиналь словно застыло; она схватила меня за руку. — Просто делай, как я. Вспомни, как мы вместе творили Высшее Искусство против Крамизака.
Узара исповедует теорию, что вера — это ключ к эфирной магии. Решительно отбросив все сомнения, я вызвала в памяти яркий образ Гуиналь, разбивающей оборону того колдуна во время прошлого нападения эльетиммов. Она скандировала тогда заклинание, а я вторила, и как ублюдок ни злился, он ничего не мог поделать, и Райшед с Темаром порубили его на куски.
— Тар амал эс риал андал зер, фез амал тар риал сурамер.
Древние слова не имели смысла, но их ритм был знаком, как дыхание. Что это — зов Лесной крови или просто воспоминание о далеком детстве, когда мой отец — странствующий менестрель — пел мне на ночь песни в комнате на чердаке?
Я услышала голос Аллин, приглушенный, словно доносящийся издалека, из густого тумана.
— Паррайл говорит, что у пиратов есть Высшее Искусство. Мы должны все прекратить.
В этот момент что-то прошмыгнуло мимо меня, но ничего не было видно. Гуиналь сильнее сжала мои руки, пока пальцы не стали неметь. Глядя прямо сквозь меня, она повторяла свое заклинание с острой выразительностью. Я вдруг поняла, что меня пробирает непреодолимая дрожь, которую старики называют сквозняком от плаща Полдриона. Я держала руки Гуиналь так же крепко, как она — мои. Я должна верить, что она может сделать это, или мы обе погибнем. Если моя вера — это все, что стоит между магами и Высшим Искусством, убивающим их разум, я буду твердить заклинание, пока не отсохнет язык.
Аллин выкрикивала приказы. Я слышала беготню со всех сторон, но не могла отвести глаз от лица Гуиналь. Затем молодая дворянка растворилась передо мной, повиснув в воздухе как тень. Я моргнула, и Гуиналь снова была тут, но двери кают позади нее, корма, Аллин и все остальное стали нереальными, словно дым. Все исчезло в безликом сером тумане. Казалось, «Эринго» и все на борту — это просто обман зрения, подобно воспоминанию о пламени свечи, задутой в темной комнате.
Я прикусила губу и ощутила металлический вкус крови. Я все еще слышала крики Аллин. Я все еще вдыхала противный запах пота — запах моего страха — и гарь «Бешеного Пса». Я все еще чувствовала палубу под ногами и руки дворянки, сжимающие мои пальцы как тиски. Я представила себе ее лицо, каждую деталь ее платья. Гуиналь втянула меня в это и, Дрианон спаси меня, она меня отсюда вытащит, иначе ей не поздоровится.
Цвета побежали по краям серого тумана. Они ускользали, когда я пыталась на них посмотреть, но вскоре обрели силу и глубину. Появились какие-то формы, поначалу трудноразличимые, ибо мое истинное окружение накладывалось на те образы из царства Полдриона.
Мы были в частоколе с пленниками. Я бы вырвала свои руки у Гуиналь, но барышня держала их крепко.
«Мы здесь не более чем тени». Ее невысказанные слова эхом прокатились в моей голове, и я вспомнила, как поклялась однажды, что пусть лучше окажусь изнасилованной, чем снова почувствую то мерзкое вторжение чужой воли.
Кучка пиратов распахнула ворота, размахивая мечами и дубинками. Два пленника в лохмотьях сидели у самого входа. Их грубо поставили на ноги, заломив руки за спину. Остальные попятились, слишком испуганные, чтобы бежать, сломленные как телом, так и духом. Я попыталась разглядеть Паррайла или Налдета среди этой измученной и грязной толпы.
Еще три человека стремглав вбежали в частокол, двое мужчин и одна женщина, все трое не слишком высокие и примерно одного возраста с Темаром и Гуиналь. Женщина была в оливковой юбке, мужчины — в серовато-коричневых бриджах; со своими светлыми волосами, они могли сойти за родственников Сорграда. Все трое носили рубахи, зашнурованные до самой шеи, но я тем не менее заметила под ними безошибочный блеск серебра. Единственными эфирными колдунами, носящими цепи, были…
— Эльетиммы. — Ненависть Гуиналь прозвенела в моей голове.
Первый колдун грубо сжал руками голову пленника, и он скорчился в тех беспощадных тисках. Я не слышала криков несчастного, но эхо его боли отозвалось в заклинании Гуиналь, и я почувствовала ее как удар в затылок. Бросив пленника, эльетимм с той же жестокостью схватил второго. Мужчина дернулся в конвульсии, и меня снова ударило болью, но озадаченный колдун в ярости отшвырнул его в сторону.
Эльетиммка пролаяла какой-то приказ, и пираты двинулись вперед. Пленники в ужасе бросились врассыпную, будто овцы, внезапно обнаружившие волка в своем загоне. Один парень побежал к воротам, но два пирата повалили его на землю. Видя его вдавленным в грязь, второй эльетимм положил руку на сальные волосы мальчишки. Сердито качая головой, колдун выхватил у пирата дубинку и в зверской досаде разнес своей жертве череп.
Я увидела Налдета и Паррайла. Оба пытались спрятаться за чужими спинами, но то же самое делали и остальные. Они напоминали стаю гусей, удирающую от своры собак. Борясь друг с другом, пленники выталкивали более слабых, и те становились легкой добычей алчных пиратов. Вскоре поплатился жизнью из-за врожденной мягкости и Паррайл.