Нет, только не это… Он собрался с силами и пополз. Дотянулся до ствола ближайшего дерева, ухватился за него руками и заставил себя подняться. Медленно-медленно двинулся от дерева к дереву, не то приподымая повисшие ветки, не то опираясь на них. Добрел до первого домика, миновал его, не постучав и никого не потревожив, и в конце концов оказался возле собственного крыльца. Зашел в комнату и остановился у окна. Апельсиновая роща на холме казалась теперь темно-зеленой, и горы на горизонте уже окрасились в голубовато-малиновые рассветные тона. Какие дивные краски… И запахи — такие сильные, яркие… Золотые апельсины один за другим рождались на ветках из сумрака блекнущей ночи. Красиво, подумал Бахрав. Новый день… И опустил жалюзи.
1975 г.
Иеудит Хендель Яблоки в меду
Тем летом я иногда ездила туда, и на этой неделе отправилась снова. Был знойный душный день конца лета. Временами налетали порывы горячего ветра — вдруг обдавали жаром и так же быстро опадали. Пыль стояла в воздухе. Я вошла в ворота. Вокруг было пусто. Ни души. Мне вздумалось немного побродить по дорожкам, и тут на другой стороне, за навесом, я увидела садовника, который стоял и разговаривал с молодой женщиной, понуро сгорбившейся на камне. Она слегка покачивала в такт своим словам головой, обрамленной пышным ореолом ярко-рыжих крутых кудряшек, которые в свете этого насыщенного пыльным суховеем дня сверкали, как маленькие огненные мячики.
Я уже сказала, что вокруг было пусто. Тщательно выметенные дорожки подчеркивали перспективу с ее ясными, четкими линиями. В тяжелом жарком свете всё казалось ярче, сияло резче, чем обычно, словно было подернуто тонкой розоватой пленкой, рожденной заботливым уходом и свежим поливом, помогающими воспрянуть притомившемуся цветению. Всё сверкало, будто покрытое блестящим лаком. Стояла полнейшая тишина. Даже вертушка-поливалка застыла в неподвижности. Но чем дальше я продвигалась в глубь сада, тем громче становились шорохи и бормотания, исходившие от крошечных влажных квадратиков зелени по сторонам дорожки. Шепоты и вздохи вскоре сменились мучительными скрежещущими звуками. Казалось, кто-то толчет под землей стекло.
Это случилось на самом красивом участке, на свежем цветущем участке ливанской войны, который был буквально завален букетами и венками, полон всевозможной растительности, цветов живых и искусственных — из бархата и тончайших листов меди, из обычной серой мешковины, из накрахмаленного тюля и марли, выкрашенной в ржавый цвет. Охраняли это изобилие длинные зубчатые кактусы со скипетрами сочных ветвей, похожих на маленькие сабли, и головками в форме топориков.
Женщина подняла лицо, спросила:
— У вас есть тут кто-то? — Подтянула к себе колени, не спуская с меня взгляда. Сказала: — У меня тоже. — Колени были плотно притиснуты к груди, она не отрывала от меня взгляда. Сказала: — Муж.
— Я понимаю.
— Да, муж.
— Я понимаю.
Теперь она сидела вполоборота ко мне.
— Муж, — повторила она в третий раз.
Стояла тишина. Взгляд ее был по-прежнему устремлен на меня. Бледные, очень светлые глаза выделялись на фоне широко раскрытых потемневших век, которые никак не соответствовали веселым огненным кудряшкам. Не знаю, может, из-за этой невероятной тишины я сказала, что иногда бываю здесь, но прежде никогда ее не видела.
— Да, я прихожу один раз в году… — У нее был очень низкий, почти мужской голос, почти бас, и говорила она так, словно продолжала недавно прерванную беседу. — И, как правило, выдается такой вот жаркий день. Хамсин. Всегда оказывается такой вот день. Хамсин. — Еще плотнее стиснула колени и прислонила к ним кожаную сумочку. — Я сижу тут одна. Иногда с садовником.
Я сказала, что повстречала его — садовника.
Она не сводила с меня бледных, широко распахнутых глаз, стремительным движением подняла руку, произнесла в раздумье:
— Я говорю с вами так, как будто мы знакомы.
— Может, и были когда-нибудь знакомы…
— Да, в другом рождении…
— Возможно.
Она усмехнулась, положила руки на колени и принялась разглядывать свои унизанные кольцами пальцы. Потом отвела взгляд от коленей и подалась ко мне, слегка подвинулась на каменном бордюре, окружавшем высаженные на крошечном клочке земли прекрасные цветы. Улыбнулась: