— Я понимаю, что вы хотите этим сказать. Мы с вами оба не любим, когда сомнение преграждает путь к действию. — Папст взял меня за локоть. — В понедельник вечером я вас как ушатом холодной воды окатил. Я это сам почувствовал. Но ведь я обязан не только тщательно продумывать решения, но и обсуждать все детали со своими сотрудниками. Здесь, на нашем предприятии, у меня твердая почва под ногами… — И так как при этих словах нога у него глубоко увязла в грязи, он добавил: — Вы не должны понимать это буквально! Я хочу сказать, что здесь ничто не мешает мне принимать и обдумывать решения!
Слова Папста явились для меня толчком, в котором я так нуждался! В понедельник в Берлине Папсту наверняка должно было показаться, что он попал в ловушку, что его чуть не шантажируют — так на него давили. Мы действовали очень неловко, потому что под нажимом прямой человек ожесточается и, когда готов проснуться интерес, становится вдвойне осторожным.
— Мы, должно быть, показались вам просто гангстерами, — сказал я. — Приставили пистолет к груди!
— Нет, — решительно возразил Папст, — неловко должно быть только мне! — Мы вошли в здание управления. — Ведь вы в конечном итоге думали о нас, а это больше, чем можно обычно ожидать от такого института, как ваш.
— Да, вы задели больное место, — сказал я.
— Я не хотел вас обидеть, — произнес Папст, распахивая дверь в секретариат и пропуская меня вперед.
Он познакомил меня со своей секретаршей. Я попросил ее заказать разговор с Берлином, вызвать доктора Боскова. Мы прошли в небольшой кабинет Папста, где хватало места только для письменного и круглого стола. Нас уже ждали. Мы уселись, и Папст без всяких церемоний представил меня своим сотрудникам, все они были люди молодые; с главным технологом и экономистом я познакомился еще в Берлине. Сейчас, кроме них, в кабинете были секретарь парткома, начальник производства, начальник отдела снабжения и сбыта. Мой сосед слева — мне отрекомендовали его: «Коллега Глас, начальник отдела науки и развития» — самый молодой из присутствующих, ему не было и тридцати. Он старался не переходить в своей речи на местный, труднопонимаемый диалект.
Папст, который не любил лишних слов, сразу приступил к делу.
— Коллега Киппенберг хотел бы уточнить с нами ряд деталей, и, конечно, он ответит на наши вопросы. Все присутствующие знают, о чем идет речь. У коллеги Гласа в свою очередь имеются принципиальные соображения.
— Давайте выкладывайте, — сказал я своему соседу, — послушаем!
Я держался свободно и непринужденно, но с нетерпением ждал заказанного телефонного разговора. На меня смотрели внимательно, даже изучающе, словно хотели понять, заслуживаю ли я доверия.
— Вы, господин доктор, должны знать… — начал сидевший рядом Глас.
Я прервал его, сказав негромко:
— Сделайте одолжение, не называйте меня доктором!
Он продолжал:
— …что до сих пор от технической идеи до пуска установки нередко проходят годы. Вы же хотите создать в течение шести недель полузаводскую установку, это не может не вызвать у каждого, кто сколько-нибудь разбирается в этой проблематике, скептического отношения…
Секретарь парткома перебил его:
— Мы здесь, на производстве, из кожи лезем вон, сами занимаемся рационализацией, пока на всяких конференциях произносятся красивые речи о союзе науки и производства. А настоящим сотрудничеством, коллега, реальным союзом между научно-исследовательским институтом и производственным коллективом, несмотря на все эти прекрасные слова, нет, им и не пахнет. Что же касается наших отношений с вами, то мы едва не покрылись плесенью, ожидая, пока вы нам посчитаете на «Роботроне». И тут вы вдруг являетесь и хотите заставить нас поверить в счастье, о котором мы и мечтать не могли! Не обижайтесь, коллега, но если бы это были не вы… Любого другого на вашем месте мы выставили бы как шарлатана!
Все напряженно ждали моей реакции. Я кивнул, соглашаясь:
— Вы правы, и история с нашим методом подтверждает справедливость ваших слов. Смелое решение давней проблемы синтеза, найденное нашим коллегой Харрой, — это ведь не плановая работа, а случайный результат. И вы, как возможная производственная база, тоже возникли случайно. — Тут я снова вспомнил, как в течение двух лет обманывал Боскова, и торопливо продолжил: — Проблемы, которые вы затронули, носят общий характер, и вряд ли стоит их сейчас обсуждать. Прекрасно понимаю, что должен казаться вам шарлатаном. Но тут нужно учесть, что в нашем случае, когда речь идет о производстве лекарственных средств, путь от лабораторного синтеза до промышленного процесса значительно сокращается. Не только потому, что имеется в виду уже опробованный и разрешенный препарат — за эти два года мы провели все необходимые фармакологические и токсикологические испытания, — но и по другой причине. Когда один метод синтеза заменяется другим, на передний план выступают проблемы, связанные с увеличением масштабов процесса, которые требуют решения главным образом термодинамических и кинетических задач. И поскольку вы сами говорили, что за рамки чистой эмпирики никогда не выходите, просто экспериментируете и импровизируете, позвольте мне немного подробнее обрисовать вам тот путь, которым мы собираемся идти.