Дети отбирались у родителей и отправлялись в специальные лагеря, где под руководством монахов Рассветного ордена их обучали новой вере и воинскому искусству. Эти дети должны были стать новой элитой — преданными воинами, готовыми умереть по одному слову своего бессмертного короля.
Из Дамаска армия Крида двинулась дальше на восток, подчиняя город за городом. Их путь был отмечен пожарами и кровью, руинами древних храмов и новыми крестами, возвышавшимися над покорёнными землями.
Но даже в разгар этого триумфального шествия Виктор не забывал о своей главной цели. Каждый захваченный город подвергался тщательному обыску. Рыцари Рассветного ордена проверяли все библиотеки, храмы, сокровищницы, ища любые упоминания о четвёртом кольце Копья Судьбы.
И по мере того, как росла его империя, росло и беспокойство среди тех, кто когда-то был союзником Крида. Испанцы и французы, венецианцы и германцы — все они начинали понимать, что крестовый поход, который они поддержали, превратился в нечто иное. В личную вендетту бессмертного короля, чьи амбиции, казалось, не знали границ.
В Константинополе и Риме, в Мадриде и Париже шептались о том, что Виктор Крид перестал быть защитником христианства и превратился в тирана, чья жестокость превосходила даже худшие деяния мусульманских завоевателей прошлого.
А в далёкой Персии, куда неумолимо приближалась армия Рассветного ордена, пробуждались древние силы, дремавшие столетиями. Силы, готовые встретить бессмертного короля и его воинов не с покорностью, а с огнём и сталью.
И где-то среди всего этого хаоса и разрушения скрывался Абаддон, плетя свою собственную сеть интриг, выжидая момент, когда можно будет нанести удар и завладеть тем, что он считал своим по праву — Копьём Судьбы и его кольцами, ключами к вратам времени.
В своём шатре, разбитом на окраине очередного захваченного города, Виктор Крид сидел перед картой, расстеленной на походном столе. Красные отметки показывали захваченные города, чёрные — те, что ещё предстояло покорить. Путь на восток, к Персии, был почти расчищен.
Рядом с картой лежало Копьё Судьбы, его три кольца светились мягким голубым светом, бросая странные тени на стены шатра. Корона Иерусалимского королевства стояла тут же — массивная, тяжёлая, почти неподъёмная для обычного человека, но для Крида она была лишь символом, не более.
Дверь шатра откинулась, и вошёл брат Антоний. Старый рыцарь выглядел измождённым после долгих месяцев непрерывных сражений и походов.
— Ваше Величество, — произнёс он, склоняясь в поклоне. — Посланники из Багдада. Они предлагают сдать город без боя, если мы гарантируем безопасность населению.
Виктор поднял взгляд от карты. Его глаза, когда-то ясно-голубые, теперь были почти белыми, с едва заметным голубоватым сиянием, похожим на то, что исходило от колец Копья.
— На тех же условиях, что и всегда, — ответил он ровным голосом. — Принятие истинной веры или смерть. Нет середины, нет компромиссов.
Брат Антоний кивнул, но не спешил уходить. Было видно, что он хочет сказать что-то ещё, но не решается.
— Говори, — приказал Крид, заметив его колебания.
— Монсеньор… Ваше Величество, — начал рыцарь. — Среди солдат растёт беспокойство. Многие считают, что мы зашли слишком далеко. Они присоединились к крестовому походу, чтобы освободить Святую землю, а не покорять весь Восток. И методы… — он замолчал, подбирая слова.
— Методы тебя тоже беспокоят, брат Антоний? — спросил Виктор, его голос был опасно спокойным.
Старый рыцарь опустил взгляд.
— Я служил вам верой и правдой многие годы, монсеньор. Я верю в ваше дело, в вашу миссию. Но то, что мы делаем сейчас… то, как мы поступаем с невинными…
— Невинными? — Крид резко поднялся, его фигура словно заполнила всё пространство шатра. — Здесь нет невинных, брат Антоний. Все, кто отвергает истинную веру, виновны уже самим этим отвержением. И наша задача — очистить мир от этой вины, любыми средствами.
Он подошёл к рыцарю, положив руку ему на плечо. Даже сквозь доспехи Антоний почувствовал неестественный холод, исходящий от своего господина.
— Я понимаю твои сомнения, старый друг, — голос Виктора смягчился. — Но поверь, всё, что мы делаем, — необходимо. Мы строим новый мир, мир без хаоса и тьмы, мир истинной веры. И если для этого требуются жертвы… что ж, история оправдает нас.