А во главе этой армии шло существо, в котором с трудом можно было узнать человека. Высокая фигура, окружённая аурой серебристо-голубого света, с волосами, похожими на нити расплавленного серебра, и глазами, содержащими в себе бездны. В правой руке оно держало древнее копьё, на рукояти которого сияли четыре кольца, пульсирующие в такт биению незримого сердца.
Самураи бросились в атаку, как требовал их кодекс чести. Их мечи, созданные лучшими мастерами, разрубали доспех и плоть, но не могли причинить вреда воинам Крида. Те, кого рассекали надвое, просто соединялись вновь, голубое свечение затягивало раны, и они продолжали идти вперёд, словно ничего не произошло.
Стрелы, пущенные с холмов, достигали цели, но застревали в телах, светящихся голубым огнём, не причиняя видимого вреда. Лишь те стрелы, что были направлены в Крида, никогда не достигали цели — они просто распадались в воздухе, не долетая до него.
Японские воины сражались отчаянно, но это была битва, которую они не могли выиграть. Один за другим они падали, и когда армия Крида проходила мимо их поверженных тел, глаза павших открывались вновь — теперь наполненные голубым огнём — и они присоединялись к наступающей орде.
Так повторялось от города к городу, от деревни к деревне. Не было ни осад, ни длительных сражений — лишь неумолимое продвижение вперёд, поглощение всего, что стояло на пути.
Виктор — или то, что осталось от него внутри новой сущности — двигался к единственной цели, влекомый зовом пятого кольца. Он чувствовал его притяжение, слышал его песнь, видел нити судьбы, ведущие к нему.
— Гора, — произнёс он однажды, указывая на возвышающийся вдали силуэт величественного вулкана. — Фудзи. Там, где небо встречается с землёй. Там, где время течёт вспять. Там ждёт последний ключ к вратам.
И его армия, этот единый организм с тысячами тел, повернула к горе, возвышавшейся над островом как молчаливый страж вечности.
У подножия горы Фудзи их ждал не храм, не крепость, а простая хижина. Настолько неприметная, что её можно было не заметить, если не знать, куда смотреть. Но Крид знал. Копьё в его руке пульсировало всё сильнее, указывая на эту лачугу, словно стрелка компаса.
Когда он приблизился к хижине, дверь открылась, и навстречу вышел старик в простом кимоно. Его лицо было испещрено морщинами, подобными руслам древних рек, а глаза — ясными и спокойными, как горное озеро.
— Я ждал тебя, Бессмертный, — произнёс старик на языке, который не использовался уже тысячи лет, но который Крид, или то, что от него осталось, понимал. — Ты пришёл за последним кольцом.
— Да, — ответило существо голосом, в котором звучало эхо множества голосов. — Отдай его, и ты будешь пощажён.
Старик улыбнулся — мудрой, печальной улыбкой человека, повидавшего слишком много для одной жизни.
— Пощажён? — повторил он. — А разве есть разница между пощадой и тем, что ты делаешь с остальными? Поглощением их сущности, превращением в частицы своего расширяющегося сознания?
Он покачал головой.
— Нет, Бессмертный. Я не отдам тебе кольцо. Но я позволю тебе попытаться взять его, если ты готов заплатить цену.
— Цену? — переспросило существо, и в его голосе прозвучало что-то похожее на удивление — первая человеческая эмоция за долгое время.
— Да, цену, — подтвердил старик. — Всё имеет свою цену. Особенно те вещи, которые могут изменить ход времени и судьбы мира.
Он сделал приглашающий жест.
— Войди в хижину, Бессмертный. Войди один, без своей армии, без тех, кто следует за тобой. И увидишь, какова цена пятого кольца.
Существо с голубыми глазами изучало старика, пытаясь разгадать его тайну. В структуре времени вокруг японца было что-то странное — узоры, которых Крид не видел раньше, нити судьбы, сплетающиеся в непонятные узлы.
— Ты не человек, — произнесло оно наконец. — Не только человек.
Старик снова улыбнулся.
— Как и ты, Бессмертный. Как и ты.
Крид повернулся к своей армии — тысячам существ с горящими голубым огнём глазами, ожидающих его приказа.