Однажды вечером, когда красноватые лучи заходящего солнца проникали сквозь решётчатые окна библиотеки, к Виктору присоединился старый даосский монах Ли Вэй, чья репутация мудреца была известна даже за пределами Китая.
— Ты читаешь труды мастера Лао-цзы, — заметил старик, бесшумно подходя к столу, где сидел Крид. — Но понимаешь ли ты их истинный смысл?
Виктор оторвался от древнего свитка и посмотрел на монаха. Его глаза, в которых пульсировал голубой огонь, встретились с мудрым взглядом старца, не выказавшего ни страха, ни удивления перед необычным посетителем.
— Я понимаю слова, — ответил Крид. — Но чувствую, что за ними скрывается нечто большее, ускользающее от меня.
Ли Вэй улыбнулся, морщины на его лице сложились в узор, напоминающий карту реки с многочисленными притоками.
— «Дао, которое может быть выражено словами, не есть истинное Дао», — процитировал он. — Чтобы постичь путь, недостаточно изучать тексты. Нужно жить им.
Он сел напротив Виктора, его движения были плавными, несмотря на преклонный возраст.
— Расскажи мне о своём пути, Бессмертный, — попросил старик, и в его голосе не было ни подобострастия, ни страха, лишь искренний интерес.
Крид внимательно посмотрел на монаха. За тысячелетия он научился различать, когда люди искренни, а когда преследуют скрытые цели.
— Мой путь был долгим и часто тёмным, — начал Виктор. — Я видел, как империи возвышались и рушились, как религии рождались и умирали, как люди повторяли одни и те же ошибки из века в век.
Он сделал паузу, вспоминая эпохи и цивилизации, давно стёртые временем.
— Я сражался в войнах, которые история забыла. Любил женщин, чей прах давно смешался с землёй. Искал смысл в бессмертии, которое часто казалось проклятием, а не благословением.
Ли Вэй слушал, не прерывая, его мудрые глаза, казалось, видели больше, чем обычные смертные.
— А теперь? — спросил старик, когда Крид замолчал. — Что ты ищешь теперь, когда обрёл силу копья? Когда победил своего древнего врага? Когда запечатал врата времени?
Виктор был удивлён. Он не рассказывал эти подробности своей истории в Китае, по крайней мере, не так, чтобы они могли дойти до простого монаха.
— Откуда ты знаешь об этом, старик? — спросил он, его голос стал жёстче.
Ли Вэй улыбнулся, в его глазах мелькнул огонёк, напоминающий отблеск голубого пламени в глазах самого Крида.
— Скажем так, — ответил монах, — ты не единственный, кто наблюдал за ходом истории дольше, чем отведено обычному человеку.
Он поднял руку, останавливая вопросы, готовые сорваться с губ Виктора.
— Нет, я не такой, как ты. Не бессмертный в твоём понимании. Просто… старый даос, который научился следовать потоку времени иначе, чем большинство.
Крид внимательно посмотрел на старика, пытаясь разглядеть то, что скрывалось за его человеческой оболочкой. Но Ли Вэй оставался просто стариком — мудрым, немного загадочным, но безусловно человеком.
— Ты не ответил на мой вопрос, — мягко напомнил монах. — Чего ты ищешь теперь?
Виктор задумался. Это был вопрос, который он сам задавал себе с тех пор, как победил Абаддона и запечатал врата времени. Что дальше? Какова цель бессмертного существа, выполнившего задачу, которая давала смысл его существованию веками?
— Я не знаю, — честно ответил он. — Впервые за тысячелетия я не гонюсь за чем-то, не борюсь против кого-то. И это… странное чувство.
Ли Вэй кивнул, словно именно такого ответа и ожидал.
— В даосизме мы говорим о «у-вэй» — недеянии, — произнёс он. — Не бездействии, но действии в соответствии с природой вещей, без насилия над собой и миром. Возможно, это то, чего ты ищешь, не зная об этом, — время плыть по течению, а не бороться с ним.
Крид улыбнулся — впервые за очень долгое время это была улыбка без горечи или иронии.
— Недеяние, — повторил он. — Звучит… непривычно для того, кто провёл тысячелетия в борьбе.
— Но, возможно, именно поэтому это то, что тебе нужно, — ответил монах. — Покой после битвы. Течение после бури. Инь после ян.
Он поднялся с места, движения его оставались удивительно гибкими для человека его лет.