– Вы замерзли, позвольте я помогу. Где вы живете?
Антара что-то отвечала, наверно, но собственные слова совсем не запомнились, только его. Она до сих пор в точности помнила все, что он сказал ей – и тогда, и после. Да что слова? Каждый взгляд его, каждое движение бровей… Наверно, девушка попыталась отказаться: как можно просить баронета возиться с крестьянским хозяйством?! Только он возражений не слушал, забрал у замершей Антары топор и принялся за работу. А как он ловко управлялся! Целое дерево, поваленное ветром, в раз на дрова изрубил! И ничего у него не слетало при этом… Надо же, а ладони узкие, изящные, в жизни не скажешь, что с крестьянской утварью в ладу! Антара сначала под руку лезла, помочь пыталась, но он управлялся сам, и крестьянке оставалось только смотреть на его профиль – изящный, без единого изъяна, даже глаза слепило – и кутаться в плащ, пропахший дымом и лесом. Вечно бы так стоять, но короткий зимний день отгорал, и баронет принялся крепить вязанки дров к седлу тонконогого коня – верхового, совсем не предназначенного для подобных дел.
Они дошли до калитки, и баронет рассеяно кивнул в ответ на ее сбивчивую благодарность, принял протянутый плащ – всего на полмгновения их руки соприкоснулись, и видит небо, Антара не променяла бы этот миг и на сотню лет. Баронет вскочил в седло, а она долго еще смотрела ему вслед, молясь всем богам, чтобы он хоть раз обернулся. Было щемяще хорошо и одновременно мучительно страшно. Страшно от мысли, что не будет теперь свадьбы с кузнецовым сыном. И ни с кем другим не будет. Потому что ни на кого и никогда уже она не посмотрит так, как на этого человека, и никогда не вытравится из памяти резной точеный профиль.
Она стала приходить в казармы при замке – там знали ее отца и брата, а сама девушка иногда продавала молоко. Смотрела издалека на баронских сыновей, и точно знала теперь, что зовут юношу, встреченного ею в лесу, Орвиком Аннеем. Антара в толк не могла взять, отчего многие путают их с братом – как можно, они же совсем разные! И взгляд другой, и походка… Она смотрела за их тренировками и всякий раз мечтала, чтоб вот именно сегодня Орвик одержал победу. Только выигрывал все больше Тэйм. Время шло, умерла мать в траурную зиму, женился на мельниковой дочери сын кузнеца.
Жизнь в Аннее не способствовала наивности, Антара прекрасно все понимала: нет у крестьянки шансов на взаимность господина. Впрочем, если б даже просто так, без взаимности, без благословения богов, на одну ночь – она пошла бы. Видит небо, с ним бы пошла! Только, в отличие от брата, Орвик Анней не интересовался интрижками с челядью, и она смирилась. Привыкла смотреть издалека и любить молча. Антара жила небогато, много приходилось работать, но соседи помогали, да и от родителей кое-какое добро осталось. И так бы продолжалось, наверно, если б не страшный случай у старого колодца.
Тот, кто лицом так похож был на самого дорогого ей человека, надвигался на Антару, протягивал руки… Ее мутило тогда от безумного, пустого взгляда Тэйма Аннея и от собственного отчаянного страха. А потом поединок двух братьев, ее собственная безумная выходка, короткий разговор с Орвиком… Виком. Второй раз в жизни он заговорил с Антарой, и видит небо, это стоило пережитого кошмара! Вернее, так девушке казалось, пока она еще не узнала, какую цену придется заплатить. И кто будет расплачиваться.
Люди барона пришли за ней следующей ночью. Антара думала, властитель Аннея прознал, что она, крестьянская девка, осмелилась поднять руку на его сына, но все оказалось еще страшнее. Барон встретил ее лично – величественный, отстраненный, страшный в своем спокойном гневе. Спросил, как все было, и, не дослушав, обвинил во лжи. Сказал, что на самом деле это старший его сын, Орвик, напал на нее у деревни. Когда Антара посмела спорить, барон ударил – несильно, кончиками пальцев, но девушка отлетела к самой стене. Сказал, что убьет, если она посмеет солгать еще раз. Антара со стыдом и отвращением к самой себе вспоминала теперь, как стояла перед бароном на коленях, как убеждала, клялась… А потом поняла наконец, что он и без нее знает правду. Знает, но по какой-то причине не хочет, чтобы ее узнали другие. И тогда она наконец сумела выпрямиться. Даже глаза отводить перестала.