А теперь он был мертв, и это правильно, так и должно было случиться! Человек в сером плаще преградил дорогу к трону принцу из рода Фениксов, и смерть его была делом неизбежным. Но бесову мать!.. Сквозь беспощадно циничные расчеты, сквозь отупляющую усталость, неотвратимо, как кровь через бинты, проступало осознание… Он мертв, и никогда его больше не будет.
А потом Греат Тарем – пес знает, как этот вообще сюда затесался, он-то раньше Анхейра в упор не замечал – пьяно похлопал Рика по плечу. Примерно так же он когда-то трепал нейдовского Нетопырька, чтоб польстить хозяину. И даже сунул волшебнику кубок, мол, смотрите как я за нового короля счастлив, аж с висельником выпить готов.
– А ты чего не веселишься? – пьяно укорил он. – Ты, что же, не рад, что твой господин, Анхейр Гарта, теперь на престол взойдет? Альвиру до короля было как до Альдоры пешком! Или на этом его… с позволения сказать, коне!
Кто-то хохотнул, кто-то поостерегся. А Жаворонок стиснул протянутый кубок так, что пальцы свело. Вот так оно теперь все и будет. Смирись, привыкай… В этом болоте тебе теперь до гроба барахтаться.
Наверно, надо было скроить смущенную мину, сделать пару глотков и, бормоча благодарности, слинять подальше от стола. Видит небо, так он и намеревался поступить! Только что-то внутри щелкнуло, как вставший на место сустав.
– Фениксовы перья!.. – раздельно и внятно выговорил он, отставляя кубок. – Ты, уважаемый, думаешь, если висельник, так я теперь с любой мразью пить стану? И за любую дрянь?
В раскатившейся тишине оглушительно трещало свечное пламя, и Рик только теперь почувствовал, что не один. Пламя не оставит и не предаст, ничего ему эти выродки не сделают, он сможет прорваться. А из замка давно пора проваливать. Под Аллиру или еще куда – видно будет. Может, сейчас, когда все завертится, он и был бы здесь полезней, чем в лесах, но бесы сожри!.. Раз за разом пялиться в пол при виде этих стервятников? Пить с ними за смерть человека в сером плаще? Какая корона стоит этого?!
Он потянулся к своей магии, готовясь ударить, как только кто-нибудь кликнет стражу, но не довелось. Первым очнулся Анхейр, и Рик понял, что жизнь дает ему еще один шанс. Нужен ли он волшебнику – вопрос другой.
– Небесные горы, Греат, мальчик так спятил от горя, что начал заговариваться! Альвир много значил для него, а я совсем не подумал об этом! – сокрушенно покачал головой он. – Разумеется, никто не смеет оскорблять моих друзей, и ты волен выбрать для него любую участь! Но я прошу тебя… Нам всем есть, чему поучиться у моего предшественника, он, как никто, умел прощать. Давайте же в память о нем тоже будем милосердными!
Хорошо у него получилось, вдохновенно так! Быстро Анхейр сориентировался и решил урвать себе кусочек лиаровской славы. Действительно, если уже сегодня он вздернет или даже отправит под кнут слугу, навязанного ему покойным принцем, истолковано это может быть по-всякому, и, кто знает, как это сумеют использовать его враги. А так все приличия Анхейр сумел соблюсти: предложил Тарему определить участь зарвавшейся черни. Только понятно же, что отказать будущему королю в просьбе быть милосердным этот хмырь не посмеет.
Рик это все отметил краешком сознания, по привычке. А так было ему, если честно, плевать. Он готов был драться. Он к чему угодно был готов, только б оказаться подальше от этого места и этих людей, сожри их бесы.
– Конечно, мой граф! – кое-как выдохнул Тарем. Выглядел он неважно, лицо с близко посаженными глазами приобрело зеленовато-серый оттенок, поверх обзаведясь грязно бурыми пятнами. Примерно так смотрелся лишайник, которым все скалы увешаны в восточной Адели.
Анхейр еще что-то говорил, восхищался широтой таремовской души, сокрушался чему-то, кому-то льстил. Потом подозвал Жаворонка и сказал, что тот свободен на ближайшие несколько дней, пусть побудет один, чтобы справиться со своим горем.
Рик не помнил, как выбрался из комнат Сэя, как оказался у лестницы. Еще с полчаса назад маг уверен был, что все на свете отдаст за возможность зайти к себе в комнату и рухнуть на кровать, а теперь сама мысль об этом вызывала оторопь. Вот и вышло, что остаться в замке он не мог, а идти ему было некуда. Ноги сами вынесли к внешней стене, откуда-то из наплывающего тумана вынырнул знакомый дом, крытый давно облезлым тесом, и Рик постучал, стараясь не думать о том, что ему могут не открыть. Повезло, скрип старенькой двери на перекошенных петлях разорвал тишину ночной Эверры. Эрид, шагнувший навстречу, посмотрел в лицо гостю, и глаза его стали почти растерянными.