Отец выдохнул протяжно:
— ОООООООО…
Нечто замерло на мгновение и затем медленно повернуло голову к Кире. Два широко расставленных глаза обратились к ней, два мяленьких мерцающих огонька, неуловимых и хрупких, которые напомнили Кире о лампадах, оставленных на могилах на кладбище, такое слабое, робкое колыхание в глубине красных баночек, мерцание, готовое потухнуть от малейшего сквозняка. Нечто улыбнулось. На совершенно чёрном лице Кира не могла видеть чёрной улыбки, но она поняла сердцем — оно улыбнулось.
Кира бы закричала, но не смогла. Её сковал страх. Сковал настолько, что она не в силах была издать ни звука, ни сдвинуться с места. Она застыла под этим слабым подрагивающим взглядом, словно взгляд этот превращал людей в камень.
Чёрт. Может это и есть тот самый чёрт, которого боялся отец?
Чудовище отвлеклось от Киры, оно не интересовалось ею, оно сосредоточилось на отце, снова сунуло ему в рот руку, снова ковырялось в его груди, и отец изгибался в муках, задыхаясь и изнывая. И так чудовище щупало долго и нащупав, стало вынимать. Оно выковыривало из отца что-то, и это что-то, намертво прилипшее в отцовской груди, снова потянулось чёрной смолянистой резиной, но теперь резина перенапряглась, не выдержала и с треском лопнула и часть маслянистой массы осталось в кулаке чудовища.
И отец заорал. Заорал жутко, больно. Затрясся, изогнулся дугою, схватился руками за горло, и вопил изнемогая, вопил истошно, не в силах унять страдание.
Кира зажмурилась и привычно зажала уши, но она продолжала слышать этот разрывающий вопль даже через толщину своих ладоней. Боль. Боль и страх проникали в Киру.
Потом отец успокоился. Руки его повисли обессиленно.
Нечто снова обернулось к Кире. Его рука устремилась к ней, сжимая в кулаке липкую массу. далеко, рука не могла дотянуться до Киры, но она дотянулась, она неестественно вытянулась, вырастая на глазах, и нечто разжало кулак. Маслянистая масса шевелилась, она пузырилась и хлюпала, подобно кипящей грязи.
— ДУУУУШШШААА! — томно прошипело нечто, предлагая Кире взять это в руки.
И Кира протянула свои ладошки к этой жуткой массе. Она не задумалась, протянула на автомате, протянула, потому что дают, ведь всегда надо брать, когда тебе дают. И Кира взялась за массу.
Резкая боль ошпарила Кире ладошку, и она отдёрнула руки, и масса шлёпнулась на пол, как грязная мокрая тряпка. Масса зашипела, зашевелилась на полу, начала вытягивать ложноножки и подтягиваться ближе к Кире.
Кира отступила на шаг, и масса застыла, обессиленная, начала таять.
— Кхах-кхах-кхах! — проскрипел сухой смешок из чёрных глубин котоподобной кляксы. Длинная рука стянулась, вернулась к владелцу и нечто снова занялось отцом.
Оно мне ничего не сделает, поняла Кира. Оно пришло не ко мне. И оно всегда приходило не ко мне.
Ему нужен отец.
Кира очнулась. Она заметила, что снова способна двигаться. Она вспомнила, что решила сбежать из дома, и уж теперь она точно сбежит. Уж теперь она ни за что не вернётся.
А на журнальном столике у дивана лежал отцовский смартфон. Подойти и прихватить его с собой? Ведь он понадобится, ведь он ещё как понадобится.
Если отец не поменял пароль.
До Столика всего шесть шагов, но тогда придётся приблизиться и к этой жуткой твари.
«Я сделаю это, я не побоюсь! Ведь я смелая девочка! Я отважная!»
И Кира сделал первый шаг.