И всё же, кровь прибывала. Кира стала её давиться, поперхнулась и кашлянула. Кашлянула всего легонько, крепко сжимая рот, но новый позыв вырвался сильнее и кровавые брызги проскочили через щель сжатых губ.
Отец остановился, уставился на неё, тревожась.
— Что? Что с тобою? — загундел он.
Но Киру уже выколачивало. Она машинально подставила ладони и новым толчком струя крови вырвалась у неё из рта. Растопыренные пальчики словили бурую студенистую массу, но не удержали, та скользко проскочила и шмякнулась об асфальт. Кровь стекла по подбородку Киры и дальше, прямо на белую кофточку: длинная широкая струя через всю грудь.
— Что это? Откуда это? Как это? Ты что? Специально?! — взревел отец, сотрясая кулаками. — Что ты наделала?! Ты же обгадилась кровью! Ты смотри на себя! Что скажут люди?! Они же всё неправильно решат! Они же решат, что это я тебе по носу заехал!
Отец взорвался в одно мгновение. Он тряс кулаками, и Кира снова стала съёживаться, уменьшаться. Прохожие остолбенели, глядя на эту сцену, и отец, сокрушавшийся о мнении людей за неприличествующий внешний вид своей дочери, не задумывался о том, что теперь сам же позорит себя, вопя, как зверь, на всю улицу. Не понимал он, что меньше внимания будет уделено им, если они просто быстрее припустят к припаркованной машине.
— Бог, за что мне дано такое наказание?! — ревел отец. — За что я должен такое терпеть?! За что?! Ответь же мне ты, грёбаный Бог!
А Кира заплакала. Заплакала неудержимо. Не смогла стерпеть и на этот раз. Кровавые ладошки она держала перед собою, не решаясь тереть ими глаза. Она ревела и от страха перед отцом и от горькой обиды, что подаренная мамой кофточка навсегда загублена.
……
Отец смотрел на неё. Молчал. Его желваки работали. Он размышлял. Кира забеспокоилась, что он сейчас ударит её. Но он не ударил. Не посмел при этих людях. Боялся других людей. Он развернулся и пошёл.
И Кира пошла следом. Отец будет кипеть всю дорогу и возможно всё же ударит. Она медленно плелась, заметно отставая, смотрела на его удаляющуюся спину, пока чья-то чужая спина не заслонила его, а потом он перешёл перекрёсток и скрылся на противоположной улице среди припаркованных машин.
Добралась до дому Кира лишь к вечеру, когда начало темнеть. Она плакала всю дорогу. Она стыдилась своего вида и поэтому выбирала более безлюдный путь, и тем не менее, кто-то сердобольный её отдёрнул и поинтересовался: «Всё ли в порядке?»
Обезболивающее перестало действовать, но прежняя зубная боль не вернулась, лишь странное покалывание в десне и непривычная пустота на месте зуба, которую, то и дело, Кира нащупывала языком.
Отец должен был быть уже пьяным. Как правило, в это время он сидел на диване перед телевизором и пил. И так будет пить весь вечер до беспамятства. В таком состоянии он Кирой уже не интересовался, поэтому она рассчитывала проскочить мимо него в свою норку. Но отец Киру заметил и окликнул.
Кира замерла, приготовилась съёживаться.
— Ты веришь в Бога? — спросил отец.
Кира была ошеломлена. Он не спросил её, как она добралась? не поинтересовался, почему она не села к нему в машину, а затерялась по дороге? А вот про Бога ему стало интересно… Кира покачала головой. В школе на уроке религии учитель пытался внушить ей, что Бог де любит детей. Кира не поверила. Если бы Бог любил детей, он бы любил и Киру тоже, Он бы не забрал у неё маму, и дал бы ей хорошего отца. И тромбик на ранку он тоже наложил бы быстрее, и не случился бы на улице сегодняшний кошмар. Кира в Бога не верила, и на всякий случай сказала об этом вслух:
— Нет.