— В Бога, значит, ты не веришь… А в чертей?
Кира не знала, верит ли она в чертей. Возможно, что верит, ведь они же страшные, но и тут она тоненько пропищала:
— Нет.
Кире не нравился этот разговор. От этого разговора не следует ждать ничего хорошего. Впрочем, как и от всех разговоров.
— Ну разумеется, если не веришь в Бога, то и в чертей не веришь. А вон, посмотри, кто к нам в окно лезет. А? Не чёрт ли?
Кира со страхом зыркнула на окно. Там, напротив, стоял жилой дом. Там, в квартирах горел свет, а на улице фонари: всё это хорошо освещало их окно. Никакой чёрт к ним не лез.
Кира знала про такой феномен: «напился до чёртиков». Мама рассказывала, что подобное случается с людьми, злоупотребляющие алкоголем. У них умирает мозг, вот и являются к ним галлюцинации. Мама пыталась шутить, но её шутка выглядела горькой. Тогда Кира ещё не знала, что мама говорила про отца. Сегодня отец сам впервые заговорил об этом с Кирой, и её это напугало. Скрывалось в его словах что-то гнетущее, чужое, несвойственное нормальной жизни, даже если жизнь Киры не была настолько нормальной, как у других детей.
— Чё-ёрт! Иш, какой - чё-ёрный! Вон как царапается, прям неймётся ему; так и тянет его к нам… — страшным голосом говорил отец страшные вещи: — Это ты его позвала? А? Ты хочешь, чтобы он меня убил? Забрал меня в преисподнюю? — И отец сам же ответил на свои злые вопросы: — Хочешь! Я знаю – хочешь! Уже давно хочешь. Я тебя насквозь вижу. Но я его не впущу. И тебе запрещаю впускать. Ты меня поняла? Смотри, не открывай окна! Если откроешь – то я тебя сам убью!
Отец замолчал и уставился в окно, на своего невидимого гостя.
Отец экономил на электричестве и не включал люстру понапрасну, но достаточно было и того света, что заглядывал через уже давно незанавешенное окно. В комнате не убирались, и скорее всего последний раз уборка тут велась ещё при жизни матери. Кругом валялся мусор, разорванные упаковки, бумага, старая грязная одёжа, по углам барахло скапливалось в завалы. Свет отчерчивал этот беспорядок, отчерчивал и профиль отца, восседавшего на диване, как призрак в царстве мёртвых. После смерти матери отец сильно изменился: он обрюзг, его лицо распухло от нескончаемых пьянок, задубело, как старая кожа, под глазами мешки, нос весь в страшных полопавших капиллярах. Отец был уродлив.
Кира шустрой мышкой бросилась в свою норку. А из зала через уже закрытую дверь залетело:
— Не жги мне свет всю ночь! Нам экономить надо!
Кира вздохнула. Она боялась темноты, боялась спать без света. Но сейчас её норку через окно освещал дом напротив. Кира подошла к подоконнику. Она распахнула бы створки настежь, проветрила бы комнату, но не рискнула перечить запрету, побоялась отцовского гнева. Раньше она никогда и не думала проветривать спаленку, ей и в голову не приходило, но лишь до того случая, пока в школе одноклассницы не доложили ей, то бишь, от неё воняет кухней. Кира с болью приняла эту новость и со стыдом поняла, что от неё воняет вовсе не кухней. С тех пор Кира дважды в день проветривала свою норку: утром и вечером. Теперь Кира с грустью подумала, что проветривать получится только завтра утром, перед школой, потому что по утрам отец мучается головными болями и понапрасну не встаёт с дивана.
Кира любовалось домом напротив, его светлыми большими окнами, его счастливыми обитателями, живущие счастливой жизнью. Не все из них скрываются за занавесками и их мир открыт, как сцена в театре, где разыгрываются спектакли на любой вкус. Вон семья, сидит за большим столом и ужинает; кто-то выкинул шутку, и они смеются. Вон женщина убирает кухню, протирает тряпкой шкафчики. Лицо женщины сжалось в недовольстве, словно сами шкафчики в чём-то провинились перед ней, и Кира подумала, что на ночь глядя можно найти и более интересное занятие, чем уборку, тогда и настроение не будет таким кислым.
Но самый интересный спектакль давался в зале за окном напротив. Там жила другая девочка, примерно того же возраста что и Кира, и ежедневно, перед сном, та девочка взбиралась на диван смотреть телевизор. И Кира смотрела телевизор вместе с ней. Она жила этой девочкой. Она видела глазами этой девочки, она думала мыслями этой девочки, и когда девочка переключала канал, то и Кира чувствовала, что тоже хотела именно в этот момент переключить именно на тот канал и там шло аниме, название которого Кира не знала, но влюбилась в это аниме, потому что это аниме любила смотреть та незнакомая девочка. Иногда девочка ела чипсы, и Кира тоже чувствовала их солоноватый вкус, ощущала пальчиками зернистость и ломкость хрупких картофельных пластинок. В доме напротив жило зеркальное отражение Киры, жило отражение её несуществующей жизни. Так они сидели вдвоём перед телевизором связанные друг с другом в невремени, в непространстве.