Не снимая окровавленную кофточку, Кира заползла под одеяло, крепко прижала к себе зайчика и приготовилась к бессонной ночи.
…..
С утра Кира сходила в школу. Конечно, было бы куда полезней пробежаться по парку и собрать пустые банки и пластиковые бутылки, пока до них не добрались бомжи. Она и не замечала раньше, как много у них в городе бомжей. Кира считала, что посещать занятия ей уже не обязательно, ведь она всё равно сбежит из города, так и не закончив учёбу, но она верно рассудила, что если начнёт прогуливать школу, то школа свяжется с её отцом, и тогда тот точно снесёт ей голову. Тем не менее, после занятий Кира обежала все парки и проскочила по набережной вдоль речки, заглянула во все мусорные урны. Она не торопилась домой. Ей вообще некуда было торопиться. Отец, по обыкновению выдрыхался до обеда, а порою и до вечера, вставал с больной головой, да с единственной установкой на день – опохмелиться, и совсем не интересовался, как Кира проводит свой досуг.
Сегодня в Кириной копилочке прибавилось ещё на одну бумажную купюру и несколькими монетами больше. Настроение у Киры было приподнятое, она даже позволила себе купить шоколадку, не дорогую, даже самую дешёвую, но тоже очень вкусную.
Кире чувствовала себя хорошо. И всё будет хорошо, думала Кира, пока не переступила порог дома.
Недоброе предчувствие затревожило сразу.
В зале, на диване, никого не было. Жалюзи припущены и в квартире царил полумрак. У отца всегда болела голова после тяжёлых запоев, и он закрывался в темноте, солнце раздражало его. После свежей осенней улицы Киру окутала выворачивающая кишки вонь перегара, мочи и блевотины.
И дверь…
Дверь в её спаленку была открыта.
Кира всегда закрывала за собой эту дверь. Кира не хотела, чтобы в её родную норку заходил отец, не хотела, чтобы туда заползал смрад из зала. Она точно помнит, что закрывала за собою спаленку, когда уходила, это у неё выработалось рефлексом.
Тихо ступая, Кира медленно направилась к своей норке. Через распахнутую дверь в коридор падал дневной свет. Там всё было её — родное. И этот уличный свет тоже — её, родной и добрый. Но Кира знала, что теперь в милой маленькой спаленке её ждёт беда, и Кира оттягивала от себя эту беду с каждым тихим шагом.
Норка её была маленькая: кроватка, шкафчик с одёжей, столик с лампой, полка с учебниками, и конечно же не разгребаемый детский бардак… Вещей у Киры было мало, и игрушки уже старые. Она давно из них выросла.
Отец сидел на её койке и держал в руках плюшевого зайчика. Его лицо улыбалось, но эта была недобрая, лукавая улыбка.
Кира остолбенела в проёме двери. В один момент она почувствовала себя совершенно уставшей, совершенно измученной, с полной покорностью принять на себя бремя злого рока.
— Ты знаешь, — с притворным спокойствием начал отец, — я сегодня решил приготовить нам на ужин чего-нибудь вкусненького: отворить макарон с тушёнкой или заказать пиццу, купить кока-колы. Ну как раньше, понимаешь, когда у нас ещё была полноценная семья…
Он паясничает, поняла Кира, он играет со мной нехорошую игру, он меня обманывает. Отец держал зайчика только одной рукой, но туловище плюшевой зверюшки было каким-то распухшим, слишком широким. Да, вторую руку отец сунул во внутренности зайца. Он всё знает, он нашёл тайник, он просто издевается на до мной, чтобы сделать мне больнее.
— А на еду мне нужны деньги, — продолжил кривляться отец. — И я тут подумал, что может в твоей комнате завалялось чего-нибудь ценного. Ты же знаешь, ценное, но ненужное всегда можно продать и получить за это деньги. Оно, конечно, теряет свою первоначальную стоимость, но на еду нам бы всё равно хватило. А? — Отец выдержал паузу. Гадкую паузу, наслаждаясь эффектом сказанного. — И действительно… в твоей комнате кое-что завалялось! Знаешь, что я нашёл? А я нашёл этого зайца! — Отец снова улыбнулся страшной лукавой улыбкой злодея. — Это не просто какой-то заяц. Это настоящий пасхальный заяц, который несёт золотые яйца!