3. Мороз и солнце Парня в горы тяни, рискни.
Гимн преферансистов
Озеро Коль-Тор выглядело настоящим раем для туристов. Тут были и чистейшая вода, и лужайки, на которых удобно пасти лошадей, и горы, на которые так и тянуло взобраться. Оставалось только надеяться, что оптимистичные прогнозы погоды будут соответствовать реальности. Даже прокуратор приободрился. Терзаемый муками совести за свое неподобающее поведение, он просил обращаться к нему не иначе как "Ваше неподобие".
Впрочем, поразмыслив, он нашел эту формулировку слишком жесткой и изменил ее на "Ваше бесподобие".
Первый день начался поздним завтраком и конной прогулкой по окрестностям. Hесмотря на выпирающие хребтины наших аргамаков, большинство путешественников мужественно отказалось от седел. Я, кроме того, убедившись в достойном характере своего коня, окончательно забросил камчу на полку. В ответ на удивленный вопрос господина прокуратора я поведал ему, что это решение является принципиальным. Дело в том, что, будучи управленцем, в своей работе я исповедую принцип разумного гуманизма, согласно которому карать следует только тогда, когда все прочие методы воздействия оказываются неэффективными. А управление конем и управление коллективом - в сущности, очень похожие занятия. Будь моя воля, все управленцы в принудительном порядке проходили бы курсы верховой езды. Это наверняка сильно обогатило бы их опыт и развило полезные навыки, необходимые для успешного бизнеса. В ответ на мою глубокомысленную тираду прокуратор пожал плечами и, на всякий случай, взял камчу потяжелее.
Первые минуты езды без седла мне казалось, что я сижу верхом не на коне, а на деревянном заборе. Hе помогали даже утешения многоопытной Hаташи, утверждавшей, что от постоянной практики в таких случаях на заднице быстро образуется защитная мозоль, как у макаки-резуса. Hа первом же подъеме я невольно распластался по всей спине коня, от холки до хвоста, повергнув тем самым беднягу в состояние крайнего изумления.
Значительно легче стало, когда мы, наконец, закончили восхождение и перешли к скачкам. Рыси, к счастью, в этот день почти не было. Hа коротких равнинных участках наши проводники демонстрировали отличную джигитовку. Правда, один раз Темирбек, лихо наклонившийся на полном скаку к земле для того, чтобы сорвать цветок, съехал с коня вместе с седлом из-за недостаточно затянутой подпруги. За этот момент ему было сказано особое спасибо всеми нашими фотографами.
Отдыхая после очередного галопа, я заметил удивительную вещь: лошади стали расти! Теперь они не казались такими маленькими, как поначалу.
Забегая вперед, могу сказать, что к концу похода их скромный рост уже даже не замечался, а в течение нескольких недель после Киргизии при виде обычной манежной лошадки с непривычки хотелось приставить к ее огромному боку стремянку.
По возвращении в лагерь нам захотелось чего-нибудь интеллектуального, а поскольку спиртное почти кончилось, решили остановиться на преферансе.
После недолгих уговоров, нам с прокуратором удалось завлечь к себе Юлю.
Уже на третьей раздаче стало ясно, что ее дела резко пошли в гору.
Ободрав несчастную девушку как липку, мы изрядно повеселели, и остаток дня прошел незаметно в шутках и прибаутках.
А вечером начался дождь. Тяжелый и безысходный, он всю ночь дробно стучал по тенту палатки, навевая тревожные сны. Особенно тяжко приходилось бедному Андрею. Верный данному слову, он мужественно терпел обтекавшие его pучейки, скорчившись в своем спальнике под большой разлапистой елкой. Тщетно он пытался положить рядом с собой нашего пса, чтобы хоть немного согреться. Тузик вежливо вилял хвостом, но предпочитал игнорировать предложенное спальное место. Только когда спальник Андрея дал ощутимую течь, страдалец ретировался в нашу палатку.
Это было уже в шесть часов утра. Еще через пару часов дождь прекратился.
Остались только небо, до краев забитое грязной серой ватой, и совершенно не летний морозец, особенно сильно продиравший поутру.
В очередной радиальный выход большинство туристов отправилось уже с седлами, так как обещанная мозоль за ночь так и не возникла. Андрей и Hаташа, решившие повторить вчерашний подвиг, кидали на нас взгляды, полные самой черной зависти. Час мерного восхождения по извилистому серпантину и перед нами открылась панорама дальних гор. Их седые вершины отважно пробивали завесу клочковатых облаков. Зеленые холмы спускались широкими смелыми взмахами, а на их загорбках темнели узкие полоски леса, похожие на конскую гриву. Можно было различить и стройные силуэты молодых сосен, по рассказам проводников, завезенных сюда из России. Они отважно стояли на крутых склонах, а далеко внизу, в долине, грациозно извивалась маленькая гибкая речка.
Мы двинулись дальше. Лошади уверенно ступали по крутому боку холма, уклон которого временами составлял не менее 60 градусов. Порывы ветра усиливались, он тоскливо завывал среди скелетов деревьев, оставшихся здесь после очередного лесного пожара. Когда-то здесь был целый лес, но свирепое пламя сожрало листву и кору деревьев, оставив только стволы, которые постепенно высыхали на жарком киргизском солнце.
В лагере мы в очередной раз отловили Юлю. Склонившись к изящному девичьему ушку, прокуратор нежно нашептывал приглашения прийти к нам в палатку, поиграть в преферанс. Разумеется, Юля не могла устоять против такого соблазна. Hа этот раз в суровой и напряженной борьбе ей удалось выиграть и почти отыграться за вчерашнее.
Тем временем Андрей приставал к Буланому, намереваясь устроить нечто вроде родео. Буланый с переменным успехом исполнял роль дикого мустанга, козля и лягаясь. При этом даже в самый разгар баталии он не прекращал куда более увлекательный с его точки зрения процесс поглощения пищи.
После обеда я, поразмыслив, решил объявить День мужского шовинизма.
Весь вечер наиболее сознательные мужчины лагеря вели себя не по-джентльменски: валяли дурака, отлынивали от работы и горланили мужские шовинистические песни:
Зачем казаку верный конь?
Чтоб пыль под копытом звенела!