Борис ехал между конницей и пешими воинами. Домета с дозорными ускакал вперед. Хан знал, что осторожность на войне никогда не помешает, даже если до границы не близко. Враг ведь тоже надеется победить... Там, где Дрина и Сава сливаются, Домета остановился, чтобы подождать остальных. На дороге из Срема появились всадники с лошадиными хвостами на копьях. Новый боритаркан Боривой спешил встретить князя и ознакомить с обстановкой. Его дозоры уже несколько раз проникали в земли между Савой и Дунаем, но не встречали там противника. По мнению Боривоя, враги или не подозревают об их передвижении, или отступили, испугавшись болгар.
— Не кажется тебе, что они сосредоточились где-то на более удобном месте? — спросил князь. — Например, на том берегу Савы?
Боривой посмотрел на противоположный берег так, будто видел его впервые.
— Твоя светлость прав, тот берег удобнее для обороны...
Переночевать решили за прочными стенами Срема, а утром войти на земли между двумя реками, ближе к берегу Савы. Борис лег спать рано: хотел встать бодрым, с ясным умом, готовым к любой неожиданности. Сняв холодную железную кольчугу и осмотрев меч, не заржавел ли от весенней сырости, он, не поужинав, забрался в постель и заснул. Конское ржание разбудило его среди ночи. Прибыл гонец. По оживленному разговору с Боривоем хан понял, что его послали Ирдиш и Онегавон. Борис встал, оделся и велел впустить гонца. Он принес и хорошие, и плохие вести. Войско успешно перешло границы Великой Моравии, ежедневно вело короткие бои с отступающим врагом. Большое сражение откладывали, но, видно, его не миновать. Пока их тревожили только кони: подковы свалились, и они стали хромать, а кузнецы задержались где-то в пути. Может, они все еще у хана? — спрашивали Ирдиш и Онегавон. Были и другие вопросы: куда идти по земле врага — на Велеград или Нитру? По-видимому, большое сражение будет где-то под Нитрой: все силы противника отступают в ту сторону. Если кузнецы подоспеют и подкуют коней, можно будет настичь врага. Что ответить на все эти вопросы? Князь не знал, но он знал одно: князю нельзя не знать, — и он велел наступать на Нитру... Отдал двух кузнецов из своего войска, чтоб немедля скакали туда. Гонец даже не дождался рассвета. Наскоро перекусив соленой бастурмой с хлебом, он поскакал обратно вместе с кузнецами. Стук копыт звучал в ушах Бориса до утреннего рога. Он так больше и не заснул.
Войско двинулось вдоль берега Савы, и дозорные веером рассыпались по направлению к Драве. На четвертый день остановились, чтобы осмотреть противоположный берег. Буйная растительность мешала обзору. Выше, где был брод, первыми бросились в весеннюю воду дозорные Дометы. При их появлении кусты раздвинулись, и с противоположного берега полетели стрелы. Дозорным тут же пришлось взяться за оружие. Борису было невмоготу смотреть, как гибнут его воины, и он приказал перейти Драву. Большие бараньи меха были надуты и спущены на воду. Кони вошли в реку. Держась за их хвосты, пошли пешие воины. Наблюдая это сумасшедшее движение к смерти, хан еле сдерживал коня. Хорваты все туже стягивали кольцо вокруг выходящих на берег. Болгары вылезали из воды мокрые, ослепленные блеском вражеских мечей и сразу же, нанося удары копьями, бросались на помощь дозорным. Они бились упорно и бесстрашно. От разгоряченных тел валил густой пар, как от камней в бане, на которые плеснули водой. Смелость воинов вдруг прибавила силы рукам Бориса, а сердце его охватил гнев. Вынув длинный баварский меч, подаренный Людовиком Немецким, он крикнул что-то неразборчивое и пришпорил коня. Конь рванулся, его передние ноги поскользнулись, и хан чуть было не упал. Остального он не помнил, знал только: вовремя подоспел, вовремя врезался в ряды врагов...
Первое сражение выиграли болгары. Успех вызвал улыбку на лице хана, но она погасла, когда он огляделся вокруг. Многие пешие пали: одних унесла буйная река, другие лежали на чужой земле ничком или навзничь, мертво уставившись в безумно-голубое небо. Особенно жалко было одного русого мальчика, всегда державшегося рядом с Дометой; люди говорили, что он был сыном его погибшего друга. Теперь мальчик лежал на траве с распростертыми руками, а над его головкой покачивался синий колокольчик. Усердная пчела раскачивала цветок, наполняя мир около мертвого мальчика непрестанным жужжанием.
Борис велел похоронить его и на могилу положить цветок. Тяжелораненые ползли к берегу, где их должны были взять на телеги. Первые обозные телеги уже пересекли реку. До захода солнца подошли и остальные и, когда отъехали подальше от места сражения, разбили лагерь для ночевки. Зеленые холмы напротив и отпугивали, и притягивали их, поэтому сон не приходил к людям.