Михаил поднял голову и, уставясь взглядом в стену перед собой, сказал:
— Лишь василевс всегда может высказать свои сомнения, и в этом нет ничего плохого. Плохо, когда он, умалчивая о них, решит действовать против своих приближенных. Вы самые близкие мне люди, я верю вам обоим. Никого не хочу обижать, никого не хочу лишать доверия... У одного в распоряжении маглавиты, у другого войска, себе же оставляю лишь ваше уважение и почтение к трону и короне. Все хорошее в государстве — дело ваших рук, вы — драгоценные камни в венке славы вашего василевса, поэтому, если надо воевать, воюйте во имя бога и василевса.
Протянув руки, он разрешил обоим прикоснуться к ним в знак верности и доверия.
Михаил думал, что тем самым он мудро прекратил мужское соперничество, продиктованное ревностью. Но не так думали стоявшие по обе стороны от него соперники. Бледное лицо Василия, как всегда, ничего не выражало, но Варда знал: в сердце бывшего конюха уже загорелось пламя новой ненависти, на сей раз к самому императору, который не исполнил его желания и не отобрал войско у кесаря.
Михаил продолжал сидеть на троне, но ни Варда, ни Василий не уходили. Каждый боялся оставить соперника наедине с ним. Он понял это, встал и, не оглянувшись, пошел в опочивальню, надеясь, что в его отсутствие они выяснят отношения. Но им нечего было сказать друг другу. Все было столь ясным, что слов не требовалось. Пришлось с фальшивой учтивостью поклониться друг другу. И они поклонились. И каждый ушел со своими планами и недобрыми помыслами...
В тот же вечер Варда велел позвать к себе лучших гонцов и, передав им в запечатанной свинцовой капсуле послание Антигону и Петронису, тут же отправил в путь. В письме он сообщал о решении перебросить войска на этот берег и сосредоточить их под Цорулом. Варда приказывал осуществлять переброску по частям, чтобы не создавать паники среди местного населения и чтобы ввести в заблуждение сарацинских разведчиков — иначе могут возникнуть для империи лишние хлопоты... О предстоящей войне с болгарами не говорилось, но это вытекало из всех распоряжений. Да и Фотий с амвона достаточно широко рассказал о своем желании, так что не было нужды в дополнительном сообщении о подготовке к войне. Отослав гонцов, кесарь остался один. Впервые за последнее время он был доволен собой. Да, с Михаилом нужно вести прямой и ясный разговор, как сегодня. Нечего бояться конюха. Лучше быть свободным и живым, чем почитаемым и восхваляемым… до момента уготованной тебе смерти. Ведь и слепому видно, что Василий не желает ему добра. Хорошо, что сегодня понял это сам император, иначе он не рассуждал бы так здраво. Варда понимал, что императору нелегко далось это. Мужчины, подобные Михаилу, отдают, отдают все, лишь бы исполнить свои желания. Эта мысль раздосадовала Варду... Не он ли был причиной, что император стал таким... Страшное дело, если Михаил осознает свое падение и начнет искать виноватого. Тогда он не станет разговаривать с ними обоими, а просто пришлет людей Василия, чтобы они отрубили кесарю голову.
Варда обхватил затылок ладонями и потянулся так, что кости хрустнули. Он делал всегда это движение, когда чувствовал разлад с совестью.
10
История с женитьбой короля Лотара II, казалось, тянулась без конца. Жалел ли папа о том, что вмешался в нее? Нет, он не принадлежал к людям, которые могут сомневаться в себе. Он считал себя непогрешимым и должен был победить. Чем запутаннее становился узел, тем настойчивее и упорнее был Николай. Сначала он предоставил решение вопроса местному духовенству, чтобы не придавать делу широкой гласности и не превращать жизнь короля в потеху для людей, но, вникнув в историю распри, понял, что она уже всем известна. Знать Лотарингии поднялась на защиту справедливости и развернула активную деятельность. Прежде чем папа успел вмешаться, знать устроила суд божий. К великому удивлению, дело выиграл заступник королевы Тойтберги: кипяток не ошпарил его руки. Лотар вынужден был отступить и ваять жену к себе. Это произошло в год восшествия Николая на латеранский престол. Когда все думали, что семейное счастье поселилось в королевской семье, распря снова вспыхнула. Заперев бедную супругу в подземельях дворца, Лотар голодом и пытками заставил ее признаться, будто до замужества она согрешила с другим мужчиной. Созвали спешно Синод в Аахене, и тогда папа впервые усомнился в справедливости епископов Лотарингии, Гунтар из Кёльна, Титгауд из Трира и Адвентий из Метца с яростью набросились на измученную женщину, и тогда даже у наиболее предубежденных возникло сомнение в их честности. Тойтбергу приговорили к публичном у покаянию и заключению в монастырь: только архиепископ Гинкмар не принял участия в Аахенском Синоде, ибо, по его мнению, рассматривать дело должен Синод общефранкский. Его сфера полномочий выходила за пределы одного государства, и, разумеется, становилось неизбежным вмешательство папы. Он велел созвать Синод в городе Метц. Но Лотар снова раскрыл мошну с золотом для божьих служителей. Папа, который давно послал к нему своих легатов Радоальда из Порто и Иоаганна из Фикокле в надежде, что первый намотал на ус наказание Захария, просчитался. Тот, кто привык брать взятки, отвыкает от этого очень нелегко. Подсудимая не пришла на Синод, она исчезла где-то по дороге. И в довершение всего не прочитали папские послания, адресованные Синоду!