Однажды, во время учений, подобных тем, в которых «Киров» участвовал сегодня, Карпов зашел так далеко, чтобы подстроить так, что баржи-цели должен был буксировать капитан, в котором он видел себе конкурента. Затем он настоял на выполнении высокоскоростного маневра, зная, что это нарушит диспозицию целей, в результате чего они окажутся рассеяны и не будут находится на правильной позиции к моменту начала стрельб. Его доклад по поводу этого вопроса был особенно критичным по отношению к его сопернику. Он зашел настолько далеко, чтобы острить по поводу «Кутузовского безумия», проникшего в ряды офицеров флота и приводящего к провалам в абсолютно нормальных условиях.
Узнав о своем назначении командиром «Кирова» он наполнился гордостью — до прибытия Вольского. Теперь он видел в адмирале препятствие своей свободе в командовании кораблем. Кое-что ему пришлось подавить в себе из уважения к званию адмирала, хотя часто он думал, что знал, на что шел, когда махинациями прокладывал себе путь к этому назначению.
Капитан всегда дожидался, пока командирское кресло остынет после адмирала прежде, чем обосноваться в нем и начать свою вахту на мостике. Нагретость кресла доставляла ему неудобство, словно напоминая, что на корабле был кто-то старший по званию, кто-то, перед кем он должен был отвечать, кто-то, в чьем присутствии корабль не был действительно его кораблем.
— Входите, Орлов, — сказал он своему начальнику оперативной части. — Тридцать влево… — В этот самый момент он услышал, вернее, даже ощутил далекий низкий гул, глубокий и зловещий, словно по огромным литаврам ударили тяжелым молотом.
— Что, черт подери, это было? — Спросил капитан. — Это был не гром… — Затем пришла ослепительная белая вспышка, и Карпов увидел, как штурман Федоров снял гарнитуру и инстинктивно закрыл глаза. Свет появился и ушел, наполнив воздух во всему кораблю сотнями тысяч горящих точек, странных огоньков, светящихся в холодном воздухе. Они кружили и танцевали, медленно становясь из молочно-белых бледно-зелеными. Карпов инстинктивно взглянул в передние иллюминаторы и с удивлением увидел, что весь океан на несколько миль вокруг словно горел, светясь странным светом. Затем в отдалении море вспучилось, издав дикий рев. Корабль содрогнулся от ударной волны, сильно закачавшись.
Карпов вцепился в подлокотники кресла, чтобы не упасть. Все на мостике вцепились во что было можно, один из матросов вылетел со своего места у штурвала. Его глаза широко раскрылись от страха и удивления. Скрипучий сумбурный звук утих, оставив только жуткое шуршание, повисшее в воздухе, словно треск статических разрядов. Затем раздалось низкое «БРРРУММ!», упавшее за время звучания на три октавы, словно источник звука засасывало в темную бездну.
Люди на мостике, ошеломленные случившимся, казались замороженными. Их лица перекосило от онемения и болевого шока. Затем тишину нарушил высокий резкий голос Карпова:
— Боевая тревога! Нас атакуют!
Глава 3
Адмирал Вольский направлялся в свою каюту, когда корабль внезапно закачался, а коридор наполнился повисшими в воздухе и погасшими огоньками. Затем он услышал странный угасающий звук. Он уперся в переборку, раскрыв глаза от удивления, но где-то внутри услышал упрекающий внутренний голос, говорящий ему сильнее обратить внимание на происходящее. Смутное беспокойство, одурманившее его, стерлось выбросом адреналина. Он ощутил каждое нервное окончание, словно в него разом воткнулись тысячи игл. Это ощущение, однако, быстро прошло. Он выпрямился и немедленно направился на мостик так быстро, как только позволяли потяжелевшие ноги.
Подходя к цитадели, он увидел охранника перед входом. На его лице отражались шок и обеспокоенность. Но когда тот увидел адмирала, к нему, казалось, в один момент вернулась решимость. Он решительно отсалютовал, с отчетливым выражением облегчения в глазах.
Волький кивнул ему и вошел в цитадель, слыша, как Карпов кричит рулевому увеличить ход. Тридцать лет в море говорили ему, что корабль начал резкий маневр, словно уклоняясь от приближающейся торпеды или ракеты.
— Что случилось? — Спросил он громко и командным тоном.
— Адмирал на мостике! — Прорезал творящийся бедлам голос Орлова, и все взгляды устремились на седого командующего в ожидании. Адмирал знал, что должен воплощать решительность и контроль над ситуаций, вне зависимости от того, насколько сам был растерян. Он резко одернул край кителя, поправил фуражку и вышел в центр мостика. Карпов выскользнул со своего кресла, отдал честь и доложил:
— Какой-то взрыв, товарищ адмирал! Огромной силы!
— На корабле?
— Никак нет. Похоже на подводный взрыв значительной силы. Посмотрите на море! Я счел, что мы атакованы и приказал начать маневр уклонения.
В состоянии боевой тревоги освещение было отключено, и мостик тускло освещался только красным аварийным освещением, не считая многочисленных экранов и консолей. Вольский взглянул в передние иллюминаторы и поразился, увидев люминесцирующее море вокруг, словно на дне горел огромный прожектор. Плоский экран цифровой системы слева от него показывал ту же картину, хотя изображение было зернистым — система работала над самонастройкой построением правильной картинки. Он немедленно обратился к Григорию Роденко, старшему оператору радарных систем.
— Роденко? — Было очевидно, что ему требовался доклад из БИЦ, боевого информационного центра, расположенного в правой части цитадели. Там находились трое его богов войны: Роденко со своими радарами и другими средствами обзора, Тарасов, командир поста противолодочной обороны и Самсонов, оператор боевых систем. Они уже усиленно работали, считывая показания систем и внося изменения для их точной настройки. Роденко повернулся к адмиралу с ошеломленным выражением.
— Ничего, товарищ адмирал. Не вижу никаких целей. Однако фиксирую сильную интерференцию.
— Противодействие?
— Никак нет. Помехи слишком хаотичны. В слишком широком диапазоне. Похоже, по всему диапазону частот. Мы только что подверглись сильному электромагнитному импульсу. Аппаратура вроде бы в порядке, но я провожу диагностику, чтобы убедиться в этом.
— ЭМИ-удар? — Резко вмешался Карпов. — Ядерная тревога! — Орлов немедленно продублировал приказ, и техник включил резкий сигнал тревоги по всему кораблю, который означал готовность к нападению с применение ядерного, биологического или химического оружия. Члены экипажа на всех постах должны были принять дополнительные меры, включая закрытие всех люков и портов, а также надеть дополнительные средства защиты на случай использования противником экзотического оружия.
Тем не менее, Вольский понимал, что это явно было лишним. Направленный ЭМИ-импульс нанес бы гораздо более тяжелые повреждения корабельным системам. Насколько он мог судить, все основные системы управления работали нормально. Корабль сохранял полный ход, энергично маневрировал, его чувствительная «нервная система» корректно отвечала на все команды. Он полагал, что если бы это был ЭМИ-импульс, он бы вывел из строя значительное число корабельных систем, вероятно, закоротил бы все, кроме наиболее защищенного оборудования.
— Отставить, — сказал он капитану. — Я не вижу никаких признаков ЭМИ-импульса. Объявить обычное состояние, — сказал он Орлову, и тот, угрюмо кивнув, дал знак оператору, который включил сигнал отмены ядерной тревоги.
Адмирал бросил резкий взгляд на капитана и вернулся в свое еще теплое кресло, приняв командование на себя. Карпов искоса посмотрел на него в ответ. В его взгляде угадывалась злость, однако он ничего не сказал.